Хлоя убирает руку с его бедра. Ей все труднее скрывать раздражение.

– Ой, ты ведь на ней не женат?

– Нет…

– Ну и…

– Ну и это не повод.

Она сердито хмурится, наливает себе еще вина.

– Как хочешь. Но смотри…

Она показывает ему на стол, споры, разговоры, циркулирующие по кругу бутылки.

– Вот такой поход с нами. Вот так мы путешествуем.

Он пожимает плечами. Конечно, ему хочется. Конечно, он бы не отказался вот так делить ужины каждый вечер, знакомиться с новыми людьми, время от времени прикорнуть в объятиях Хлои. Но есть Жоанна. Сегодня ему удалось заставить ее улыбнуться. Она не просто потерянная девушка, севшая в его машину. Она – единственный человек, откликнувшийся на его объявление, готовый сопровождать его в этом последнем путешествии к смерти. Они в каком-то смысле связаны.

– Что скажешь?

– Я бы очень хотел… правда… Но…

Хлоя не дает ему договорить.

– Ладно, все, я поняла.

Она улыбается ему вымученной улыбкой.

– Но не рассчитывай, что я дам тебе сегодня вечером!

Он не в состоянии ответить что бы то ни было, даже Я и не собирался. Он смотрит ей вслед, когда она встает и уходит в кухню. Эта девушка своенравна и упряма. Она не выносит, когда ей перечат. Нет, он не хотел бы путешествовать с ней. Теперь он это понимает. Он смотрит на часы. Уже полночь. Сейчас он допьет вино и поскорее вернется в кемпинг-кар. Только дождется ее возвращения, скажет ей, что уходит, и свалит.

Он тихонько проскальзывает в машину. Хлоя никак не отреагировала, когда он сказал, что пойдет спать. Она протянула ему листочек из своего блокнота, где записала маршруты и походное снаряжение, и быстро чмокнула в щеку.

– Счастливо тебе.

– И тебе.

Он вздохнул с облегчением, удаляясь. Вид у нее был разочарованный и грустный, но ему что за дело?

Жоанна, кажется, спит беспокойным сном. Он слышит, пока чистит зубы, как она ворочается на матрасе наверху. Может быть, у нее действительно солнечный удар? Он принял это за выдумку, оправдание, чтобы избежать вечеринки, но вдруг это правда? Может быть, у нее жар?

Несколько минут спустя он забирается на кровать. Темно, но он различает ее лицо. Оно пылает. У нее жар, это точно. Она мечется на матрасе и часто, прерывисто дышит.

– Жоанна?

Он шепчет, чтобы не будить ее слишком резко. Она как будто не слышит. Склонившись к ее лицу, он повторяет:

– Жоанна?

Она перестает метаться. Но все еще не проснулась. Он видит, как быстро движутся глазные яблоки под сомкнутыми веками.

– Жоанна, как ты?

Она вздыхает, медленно поворачивается к нему лицом. Но все еще спит. Глаза закрыты, дыхание прерывистое. Она протягивает к нему руку, обхватывает его за шею. Приближается, прижимается к нему, обнимает. Эмиль боится шевельнуться. Она здесь, горячая от жара, приникла к нему, уткнулась головой в его шею. Надо бы ее разбудить, тихонько отстранить и повторить: «Жоанна!», но она вдруг шепчет во сне, слабым голосом, еле ворочая языком:

– Леон, ты сказал, что перестанешь звонить.

Она устало вздыхает, нежным жестом запускает руку в его волосы, бормочет на выдохе:

– Зачем ты отпустил его… Ты же знал, какой он… Перестань плакать, пожалуйста…

У нее жар, она бредит. Она принимает его за мужчину, который ей звонил, которому она без конца повторяла: «Нет. Перестань. Перестань плакать». Леон, кажется. Эмиль отводит прилипшую к влажному от жара лбу прядку волос и шепчет:

– Жоанна?

Она перестает ворочаться, что-то бормочет.

– Жоанна!

Он заговорил громче. На этот раз она открыла глаза. Несколько мгновений не понимает, что происходит. Она видит Эмиля, напряженного и застывшего на матрасе, не смеющего шевельнуться, видит свои обнявшие его руки, свою голову, уткнувшуюся в его шею. Ужас вырисовывается на ее лице. Он пытается что-то сказать, чтобы сделать ситуацию не такой неловкой.