Салафитская зараза глубоко пустила корни и в нашей стране. Например, в начале 2000-х образованная мусульманская молодежь, обучавшаяся в лучших вузах страны, была повсеместно захвачена идеями радикального ислама.

Но уже к середине 2000-х это повальное безумие стало сходить на нет благодаря тому, что в традиционных обществах наметился масштабный возврат к умеренным суфийским верованиям. Нельзя не сказать и о вдумчивой экспертной работе российских спецслужб, которые достаточно успешно вели работу по искоренению ваххабитского радикализма.

Кстати, по ходу дела выяснилось, что салафизм может быть умиротворен. Так, например, в Дагестане образовались общины, которые, не отказываясь от убеждения в порочности современного мира и его устройства, тем не менее решили возлагать надежды на эволюционные изменения, а не на вооруженную и террористическую борьбу с неверными.

Нам надо понимать, что салафитские сообщества могут быть преображены и, если можно так выразиться, социализированы. Для этого нужно внести в радикальный ислам элемент веры в то, что жить в мире, который является уделом Иблиса, можно и нужно, не убивая себя и других, ценя жизнь как величайший дар Аллаха.

Я уверен, что эта работа ведется, что все это можно сделать и что опасность не так велика и непреодолима, как может показаться. Из сотен тысяч последователей радикального ислама лишь единицы способны обратить себя в живую бомбу, а это значит, что они могут быть вычислены, пронумерованы и уничтожены.

Работаем, братья!

Милостивый государь, разрешите подкорректировать высказанное вами мнение!

Наверное, одна из наиболее серьезных наших общественных проблем – это атмосфера нетерпимости и ненависти, формируемая нашей свободолюбивой либеральной общественностью.

Условно говоря, патриотический спектр российского общества за редким исключением пребывает в куда более расслабленном и благодушном состоянии, что, в общем, довольно легко объяснить. Ощущая себя ведомой политической силой, он может позволить себе быть терпимым и даже проявлять благодушие к теснимому на маргинальную окраину политической жизни противнику.

«Мы один народ, нам есть что обсудить, не оскорбляя друг друга».

С другой стороны, представителей так называемой демократической общественности тоже можно понять.

Не имея общественной поддержки, постоянно теряя сторонников, вырождаясь интеллектуально, теряя почву под ногами, дающую психологическую уверенность в собственной правоте, они все в большей степени ощущают себя жителями осажденной крепости, крошечным гарнизоном, вынужденным обороняться малыми силами от многократно превосходящего врага.

И здесь уже не до политеса, не до соблюдения военного этикета.

Мы можем вспомнить ситуацию прямо противоположную, когда в 90-х годах прошлого столетия именно либеральная публика ощущала себя передовым отрядом общества и вполне благодушно подсмеивалась над пребывавшей в меньшинстве так называемой красно-коричневой, казавшейся уходящим в прошлое анахронизмом, оппозицией.

Кстати говоря, именно эта оппозиция вела себя тогда куда благороднее и порядочнее, не прибегая к довольно подлым приемам шельмования власти.

Да, критики хватало, но переходов на личности, прямой лжи и передергивания фактов было меньше, а подлость и гнусность, демонстрируемая нашими милыми либералами, в целом казалась нашим пламенным обличителям рыночных реформ не слишком позволительной.

Хотя давайте признаем, что и тогда далеко не все так называемые патриоты брезговали приемами не самого достойного обесславливания оппонентов. Но в целом атмосфера, несмотря на весь реформаторский ужас, через который проходила Россия, была как-то нравственно чище.