– Что? – Костей закусил губу, чувствуя, как исполин склонился.
Бельма Чернобога, каждое размером с добротный щит, таращились на мальчишку, словно кошачьи глаза, вплотную наблюдающие за наивной невнимательной мышкой. Ребенок с крайней сосредоточенностью косарем вырезал узоры на черепе и старался не оборачиваться.
– Лёд, – Костея обдало студеным дыханием. – Огонь делает страдания людей мимолетными, конечными. Но во льдах у их отчаяния нет края, он навсегда запечатлевает ужас на лицах.
Мальчишка молча слушал, но отчего-то не испытывал восторга от идеи увековечить мучения убиенных и истерзанных жертв. Ребёнок привык принимать смерть как данность, но в то же время не понимал, зачем она существует, и почему Чернобог так радуется. Интересно, люди тоже находят смысл жизни в избавлении от неё других? Надо спросить Гвиневру. Она точно знает. Крыса многое подслушивала, прячась в кладовых и амбарах Яви, и будто была знакома с людьми с несколько другого ракурса, нежели великан. Что-то она подслушивала у человеков, что-то ведали сородичи. Гвиневра старательно и бережливо собирала людские и крысиные сплетни и приносила их Костею. А уж мальчик, превращаясь в ненасытных мох, жадно впитывал ее слова и с удивлением отмечал, что отец и крыса рассказывают совсем о разных человеческих мирах.
Когда Гвиневра впервые через щёлочку углядела великана, она спросила:
– Это что, сам Эрдёг? Неужто так далеко меня нелегкая принесла?
Но Костей не знал Эрдёга. Его отца звали Чернобогом, но такого диковинного имени не слышала уже Гвиневра. В людских книгах мальчишка читал об ужасах, которые несет его отец. И долгое время казалось, что его могущество признают все жители Яви. Но с возрастом ребёнок начал думать, что другой мир гораздо больше и многограннее, чем он себе представлял.
Подсолнух
– Гвиневра, скажи, люди такие же жестокие, как отец? – в голосе Костея проскользнула легкая грусть.
– Люди? Хм, – крыса задумалась. – Люди разные есть. Друг к другу они вообще-то не всегда жестокие, а вот ко мне – постоянно. Я себе давно за правило взяла: видишь бесхозно кусочек сыра или хлеба, лакомо лежащий на полу – не бери. Мой брат так помер. Кусать можно только от целой буханки или сырной головы, иначе можно нарваться на яд. Ещё люди частенько с кошками дружбу водят. А кошки-то, кошки! Лютые звери! Вот к кому совсем приближаться нельзя. Чуешь кошку – в дом не ходи, это верная смерть, – Гвиневра чихнула. – Во, вишь, чихаю, значит, правду говорю.
– Чем же им так крысы не угодили? По-моему, ты прелестная.
Гвиневра не выдержала и смешливо запищала.
– Скажешь тоже. Я старая облезлая крыса, даже среди своих собратьев красотой не выделяюсь. А ты говоришь, почему меня не любят те, у кого я ворую еду!
Мальчик рассмеялся.
– Вот видишь! А когда я назвал тебя облезлой, ты спорила!
– Правильно! Потому что только я могу такое про себя говорить, а тебе нельзя!
– А знаешь что?
– Что?
– Ты в следующий раз возьми и золотую монетку хозяевам оставь. Говоришь, люди любят, золото?
– Да где ж я его возьму?
– Таки в зале. У нас его много, не думаю, что отец заметит пропажу горстки монет, а вот люди, кажись, и не будут так сильно расстраиваться, – предложил Костей.
– А ты смекалистый! – Гвиневре понравилось предложение друга.
***
Мальчишка исправно поливал семечко. На вторую неделю крошечный зелёный росток пробил себе путь на поверхность. Костея захлестнул восторг.
– Гвиневра, это и есть растение? – ребёнок счастливо улыбнулся.
– Оно самое! – подтвердила крыса. – Смотри-ка, правда выросло!
– Я хочу, чтобы оно росло быстрее! – потребовал мальчишка.