Грогин с внимательно поднятой головой прошелся вдоль стен с висящими на гвоздиках картинами, фотографиями, плакатами, приличными и неприличными предметами. Около большой фотографии полуобнаженной Даши Лозье Грогин остановился.

– Интересная девушка. Чья работа?

– Десять раз уж спрашивал – Ванька Печко, кто еще может уговорить женщину раздеться. Как услышат его кастрированный голосок, так сразу и раздеваются.

– Ты ревнуешь?

– Чего мне ревновать, она мне бутылку должна, еще я ревновать буду!

Огромное черное кожаное кресло всосало в себя Грогина, как-то само собой образовалась пауза, в течение которой Грогин никак не мог решить, что лучше: предложить выпить пива или же сразу сослаться на глубокую занятость. Но легкий, похожий на ноту ми в седьмой октаве, звонок оживил обстановку. Сафиулла, оставляя мелкотрясущийся табурет и задумчивого Грогина, бросился открывать дверь.

Сафиулла расплылся в улыбке и за три секунды застенчиво потрогал недельную щетину, что-то поискал в карманах, потер вспотевшие ладони и закончил все гимнастическими построениями из длинных пальцев фигообразных конструкций.

– Проходи, Даша.

Даша перешагнула порог и достала из пакета бутылку лимонного ликера:

– Это тебе мой должок, ничего, что такая бутылка?

– Да, конечно, ничего, сейчас мы ее и разопьем.

Даша уже почти кивнула головой, но у Сафиуллы из дырки в шерстяном носке вылез большой палец со спирально загнутым временем и пешими переходами огромным синим ногтем. И Даша замотала головой из стороны в сторону, объективно думая, а вдруг ее вырвет после первой же рюмки.

– Извини, Сафиулла, я только на минутку забежала отдать тебе долг и все. Я очень тороплюсь.

Сафиулла в расстройстве оттопырил нижнюю губу:

– Ну перестань, куда ты можешь торопиться?

– Нет, правда, мне срочно нужно по одному делу.

– Посиди хоть немного, по рюмочке выпьем и пойдешь.

– Сафа, если бы я могла, я с удовольствием бы посидела.

– Даша, что изменится, если ты выйдешь через пять минут? Даша, я же вижу, что ты уже согласна.

– Нет, я же сказала, нет – не могу. Извини, мне надо идти.

Сафиулла протяжно выдохнул воздух и окончательно скис.

– Ну вот.

– Пока.

– Пока…

Сафиулла бросил на упругий живот Грогина бутылку и опять взгромоздился на табурет.

– Даша забегала, вот бутылку отдала.

Грогин поднял бутылку и быстро прочитал все нехитрые сообщения на этикетке, слегка морщась одинаковому процентному соотношению сахара и спирта.

– Что ж ты ее не пригласил вместе посидеть за компанию?

– Я предлагал – она отказалась, а уговаривать не в моих привычках: не хочет – не надо.

– Бороться надо с плохими привычками.

– Открывай, что ты ее тискаешь.

Надя Лифанова в голубом строгом платье с накрахмаленными белыми манжетами и воротничком стояла у зеркального прилавка магазина «Солярис» и тихо улыбалась покупателям и последнему дню испытательного срока, после которого она начнет получать полноценную зарплату, а на ее лацкане будет приколота фотография в пластике не с дурацким словом «стажер», а с загадочным словом «менеджер».

– Девушка, будьте добры, покажите, пожалуйста, мне вон тот черный гарнитур с белыми бретельками.

Надя аккуратно положила невесомые шелковые тряпочки перед дымчатыми очками и слегка съехавшим на правый бок париком – почему всегда им надо поднести к самому носу, когда и так вполне все видно, но грубить нельзя, даже если эти клушки с бумажниками вдруг разбогатевших мужей мнут нежную ткань, возможно, немытыми руками.

– А какие размеры у вас есть?

– У нас есть все размеры, скажите, какой вам нужен.

– Да я так, просто спросила.

Надя не позволила себе презрительно фыркнуть – конечно, просто спросила: чтобы носить такое белье, надо еще года два прыгать в секции аэробики.