Или маменька, с его слов.

Ничего не вспомнила, хотя имя в разговорах мелькало.

— Родная, — Федор Терентьевич серьезно кивнул.

— Так чего ж она сама в наследство не вступит?

— Маргарита Романовна – вдова генерала Дольского, заслужившего солидные милости от Государя за безупречную службу на Дальних рубежах. Женщина она богатая, свою часть доли Осининых получила после смерти отца. Поместье, Марья Петровна, на вас выписано, тетушка ваша к нему отношения не имеет, да и не нужно оно ей. Живет она, кстати, недалеко, в имении «Тихие версты». Будете соседями.

— Я еще не согласилась, — строго напомнила Маша.

— Так вы подумайте, подумайте, — засуетился поверенный. — На бумаги ваши позволите взглянуть? А я пока телеграмму Маргарите Романовне отобью и билетики в первый класс выкуплю. До Приречья доеду с вами, а там вас встретят.

Маша согласилась подумать.

Вечер она провела, расхаживая по комнатам.

Следовало написать маменьке. Но Маша тянула, размышляя. Маменька непременно станет отговаривать, уж Мария знает, как она горда. Но разве будет кому несчастье, если Маша съездит в места, где прошло папенькино детство? Никто ведь пока от нее согласие на вступление в наследство подписать не потребовал.

Деньги у нее есть, отложены на поездку к морю. Чем Приречье хуже моря? Она посмотрит. Отдохнет. По лесам побродит, авось и языки поперечные потренирует.

И ведь действительно – ученики на каникулах в честь именин Государя, круглой даты. А Маша… она так устала, не столько от труда, сколько от того, что один день на другой похож.

Сердце заныло, городской пейзаж в окне показался серым, тусклым.

Мария села составлять записку Колодкову, с согласием на ее условиях: не давить, не уговаривать. А маменьке она из поезда отпишется.

У Маши как раз имелось подходящее платье для поездки в вагоне второго класса с плацкартой, выкупленной Колодковым. Платье было модным, нового смелого силуэта, чуть зауженного к низу и на целых полфута открывающего ногу над ботинком.

Шляпка тоже весьма отличалась от тех, что доходили до Маши в каталогах прошлых лет. Темно-синяя, фетровая, без лент и прочих украшений, с полукруглыми полями, она красиво обрамляла лицо и подчеркивала высокие, «монгольские» Машины скулы.

Модные наряды Мария Петровна приобрела весной, в Новом Пассаже, когда слушала лекции по педагогике и дидактике при Московском университете. Она собиралась в путешествие к морю, но пригодились туалеты гораздо раньше.

Маша чувствовала себя слегка неловко и скованно, пока ехала на извозчике к вокзалу. Но на вокзале это чувство прошло.

Многие горожанки, как высшего, так и мещанского сословия, традиционно подражали стилю великих княгини и княжон, чья резиденция располагалась в Великом Новгороде и чьим присутствием так гордились местные жители. В солнечный день, что выдался на исходе сентября, улицы пестрели кружевными зонтами и полями широких шляп с цветами и драпировками.

Но Маше наряды на горожанках казались старомодными и неудобными.

Хорошо носить ленты и рюши, фланируя по Летнему саду в погожий денек. А походи в длинных шифонах по старой новгородской брусчатке – на фут подол заляпаешь.

Попробуй вместиться в конный трамвай с такой высокой тульей!

А уж эти зонты! Где только не забывали их рассеянные дамы!

Первую часть пути Маша путешествовала в одном купе с пожилой германкой, ехавшей к мужу-предпринимателю на юг.

Колодков расположился в другом вагоне. Мария думала, в пути он будет просвещать ее на предмет истории Осининых, но он лишь занес ей пироги с капустой.

Соседка плохо знала русский, а Маша хоть и владела немецким, особого желания болтать не испытывала.