– А я считаю, что принципе это правильно, за исключением того, что Меньшиков апеллировал к народу, ещё не созревшему для гражданской жизни, – порозовев, с вполне отчётливым вызовом усмехнулась она.

– Правильно – потому что соответствует действиям нынешней украинской власти, которая не терпит неукраинцев?

– Правильно, потому что любое гражданское общество складывается прежде всего на национальной основе. Если людей не объединяют национальные чувства, едва ли что-то иное объединит их по-настоящему. Это видно на примере ведущих европейских государств. Там веками неотступного давления фактически добились именно того, о чём Меньшиков мечтал для России, принудив свои малые народности слиться с большими нациями. Поэтому в Великобритании не говорят на шотландском и валлийском языках, в Германии – на сорбском, а во Франции – на провансальском и бретонском. Кроме немногих чудаков, конечно. И уже после образования в Европе единых национальных государств там сложились гражданские общества. А Меньшиков пытался ускоренно решить сразу две задачи: создание единого национального государства и гражданского общества в нём. Он отталкивал от себя либеральных представителей национальных меньшинств и смыкался с ярыми черносотенцами – принципиальными врагами гражданского общества. Повторяю: он апеллировал к народу, ещё не созревшему для гражданской жизни.

– Зато теперь многие жители Европы говорят на арабском, турецком и африканских языках. Но вы лучше знаете ситуацию на Украине. Разве там эти две названные вами задачи решили успешнее?

– Конечно! Там сначала за годы советской власти сложилась массовая украинская школа, через которую прошли десятки миллионов людей, воспитанные украинцами, затем была получена государственная независимость. И уже после этого на волне патриотических чувств возникло гражданское общество и зазвучал лозунг «За едину Украину!» А в России гражданского общества как не было во времена Меньшикова, так нет до сих пор!

Кундрюцкова посмотрела на Вязигина с торжеством, и тот, помрачнев под её взглядом, глухо пробормотал:

– С последним вашим утверждением я не соглашусь…

– А я на конкретных фактах докажу, что это именно так. Смотрите: Меньшиков родился, жил и погиб в северо-западном углу России, сравнительно недалеко, по русским масштабам, от новгородской колыбели русской государственности, от старорусской обители Достоевского и святогорской могилы Пушкина. И вот на этой исконно русской земле лидер русских патриотов был казнён по приговору, который ему вынесли заезжие чужаки Давидсон, Якобсон, Гильфонт и Губа. Их всего-то была горстка. Даже местные русские красноармейцы отказались расстреливать Меньшикова и потому в качестве палачей, по словам Марии Меньшиковой в её памятной записке «Как убили моего мужа» были, цитирую, «посланы инородцы и дети – сыновья комиссара Губы, одному пятнадцать, а другому тринадцать лет».

– Но это же утешительно: русские отказались расстреливать Меньшикова!

– Не стоит обольщаться насчёт их благородных чувств. Местные красноармейцы арестовали Меньшикова, охраняли его и затем конвоировали к месту казни. Таким образом, они вполне исправно служили красным, пусть в определённых рамках и не по идейным соображениям. Меньшикова отмечает в своей записке, что они делали это ради пайка. То есть это были типичные пофигисты. Постоянные обыватели Валдая, они собирались оставаться там независимо от смены режима и потому опасались, что в случае прихода другой власти с них спросят за «красный террор». Естественно, они отказались расстреливать. Но своё истинное отношение к Меньшикову они продемонстрировали его жене. В день казни она подошла к чекистскому «штабу» и спросила о своём муже сидевших там красноармейцев, этих, по её словам, «довольных, сытых, гогочущих» молодчиков. В ответ она сначала услышала взрыв грубого хохота, затем сквозь смех ей сказали: «Да его давно уже расстреляли на берегу озера». А когда несчастная вскрикнула: «Звери проклятые!», вооружённая толпа бросилась на неё, угрожая: «Ты смотри, ты у нас поговори!» И это была не пустая угроза. Меньшиков в письме из тюрьмы просил жену быть осторожнее с представителями новой власти, потому что они «женщин расстреливают тоже».