– Не-а, – сказал Иван.

– Лермонтов, – просветил его Валерьян Сергеевич. – Классику знать надо. А иначе так и будешь мечтать тут о невозможном, пока кто-то другой, попроще, будет иметь твою Мону Лизу, как последнюю фотомодель по вызову.

За витриною магазина молоденькие продавщицы меняли зимние вещи на манекенах на демисезонные.

Проходя мимо, в одной из девушек-продавщиц, возившейся с манекеном, Валерьян Сергеевич узнал Иванову Незнакомку. На мгновение задержавшись возле витрины, он постоял, подумал и, лениво вздохнув, завернул за дверь в крошечный супермаркет.

По залитой солнцем улице бойко бежали по лужам люди, когда Валерьян Сергеевич за витриною магазина приблизился к девушке – точной копии Ивановой Незнакомки. Взявшись за кончик шляпы, он что-то любезно сказал ларечнице. Та, покраснев, ответила. Тогда Валерьян Сергеевич, продолжая, по-видимому, расточать комплименты девушке, достал из бокового кармана плаща визитку и протянул ее продавщице. Смущенная девушка сунула визитку в карман фирменного халата. Осторожно коснувшись ее руки и что-то любезно сказав на прощание, Валерьян Сергеевич вышел из магазина. И, уже находясь на улице, поднял шляпу и через стекло витрины указал девушке на свое запястье:

– Завтра в два.

Девушка лишь кивнула и отступила от манекена вглубь магазина.

Оставшись весьма довольным как самим собой, так и только что проведенной им операцией, Валерьян Сергеевич бодро пошел по улице. Всюду чирикали воробьи, стучала капель по лужам. И Валерьян Сергеевич, подставляя улыбающееся лицо ласковым лучам солнца, беззаботно начал насвистывать.

В мастерской, в полумраке сидя спиной к проектору, Иван аккуратно переносил контуры очередного шедевра живописи, леонардовскую «Мадонну Литту», на новый, хорошо натянутый на подрамник холст.

Рядом с ним, продолжая насвистывать всё ту же мелодию, наводил порядок, готовился к встрече с ларечницей Валерьян Сергеевич. Он убирал в ведро пустые бутылки из-под вина и водки. И, с лукавством поглядывая то на часы, то на работающего Ивана, выставил на столешницу белую розу в хрустальной вазе. Рядом с вазой на чистую, хорошо отутюженную белую скатерть он положил коробку конфет и поставил бутылку настоящего французского шампанского.

Заметив его приготовления, Иван сказал:

– Еще немножко и ухожу.

– Зачем же? – сказал Валерьян Сергеевич. – Я тебя об этом не прошу.

– Но мне надо, – сказал Иван и, включив настольную лампу, выключил проектор.

Пока он при свете настольной лампы всматривался в рисунок, нанесенный им на холсте, Валерьян Сергеевич спросил:

– А ты куда?

– Да в ЦДХа за рамой, – сняв спортивные шаровары, потянулся за джинсами Иван.

– И что, этот поход никак нельзя отложить до завтра? – недовольно поморщился Валерьян Сергеевич.

– У меня там встреча с одним фотографом, – признался ему Иван и, оставшись довольным выполненною работой, потянулся к креслу за свитером.

– Надеюсь, это ненадолго? – недовольно спросил Валерьян Сергеевич.

– Часика через полтора вернусь, – надел свитер Иван и пошагал к двери.

– Только ты не задерживайся, – предупредил его Валерьян Сергеевич. – У меня к тебе дельце одно имеется.

– Уж не день ли рождения у Вас сегодня? – надевая кожанку, спросил Иван.

– Нет. Но это – не менее знаменательно, – заинтриговал его Валерьян Сергеевич. – Дверь будет не заперта. Так что смело входи без стука.

– Добре, – кивнул Иван и проскочил за дверь.

– Да не добре, а хорошо, – поправил его Валерьян Сергеевич. – Тут тебе не Украина. Пора бы изжить уже свой акцент.

Затем он вздохнул и преобразился. Улыбка вновь расцвела на лице художника. И Валерьян Сергеевич, поглядывая на циферблат часов, снова начал насвистывать прицепившуюся мелодию.