Как мы уже отмечали, восприятие мира тесно взаимосвязано и с особенностями коммуникации. Порассуждать на тему разницы в общении слепоглухих и зрячеслышащих меня натолкнуло обсуждение моей кандидатской диссертации на заседании двух лабораторий Психологического института Российской академии образования. Академик А. А. Бодалев и доктор психологических наук, профессор В. Э. Чудновский в своих выступлениях предложили мне попробовать ответить, хотя бы очень коротко, на интереснейшие вопросы, касавшиеся главным образом конкретных механизмов общения слепоглухого (то есть меня) с окружающими.

Доктор психологических наук Ю. Б. Некрасова, ведущий научный сотрудник в лаборатории А. А. Бодалева, рассказывала мне о своей работе как психотерапевта, и я понял (может быть, не совсем верно), что эта работа сводится к восстановлению нарушенных механизмов общения. Однажды, анализируя вслух с помощью ее наводящих вопросов мои собственные проблемы, я сформулировал тезис, что у меня (как и очень многих других слепоглухих, – да, вероятно, и не только слепоглухих) во многих случаях механизмы общения не столько нарушены, сколько просто не налажены, так и не сформировались за всю жизнь.

Дело не в том, что мы когда-то умели нормально общаться, но однажды почему-то «разучились», а в том, что не умели никогда или умели более-менее в ограниченной сфере, за пределами которой нормальные механизмы так и не сформировались и либо действует ненормальный, патологический механизм, либо никакой не действует, мы просто в полной растерянности. Как по другому поводу сказал мне А. В. Апраушев: «Если бы я знал, я бы сделал». Тут, правда, сразу же встает гносеологическая – теоретико-познавательная – проблема: что значит знать? Если это значит всего лишь «иметь информацию», то очевидно, что одной информации для делания недостаточно, хотя, с другой стороны, и без информации тоже ничего не поделаешь, не обойтись. Если же «знать» значит «уметь», «мочь», то воистину: если бы все мы знали, мы бы сделали.

В огромном большинстве случаев при загвоздке в общении я просто не знаю, как с хорошей миной выйти (выпутаться) из явно плохой игры, а поэтому нагромождаю глупости, о которых потом очень горько и очень долго сожалею, за которые сам себя казню. Я из тех, кому стыд глаза выедает – ест буквально всю оставшуюся жизнь. И очень многие связи с людьми, которых любил, я потерял, так и не решившись возобновить встречи после того, как перед ними провинился.

В других случаях сохранить – или восстановить – хоть сколько-нибудь нормальные отношения удается только благодаря безоговорочному признанию своей глупости, неправоты, прямой вины. Благодаря своей маме я в какой-то мере умею не только «не видеть умом», но и искренне не чувствовать унижения в признании своей вины, если уж действительно виноват. Не всегда, но часто это обезоруживает праведно разгневанного друга, и конфликт гасится. Настаивать на своем лишь потому, что оно свое, неважно, правильное или нет, либо «защищаться» по принципу «сам дурак», «сам не лучше, а то и хуже», оправдывая собственную ошибку тем, что и другие не святые, а то и пытаясь взвалить свою вину на этих других, свалить с больной головы на здоровую, – такое поведение, конечно, верх неразумия, и в результате рискуешь либо замкнуться в узкой, тем более узкой, чем ты нетерпимее, секте «единомышленников», либо вообще оказаться в одиночестве.

Впрочем, замыкаться в самоедстве, в самобичевании, в самоосуждении не лучше. Это моральное самоубийство, и я к этому очень склонен. Склонен, но, к счастью, из-за фатальной открытости характера с огромным большинством людей это у меня не получается. Ведь следствием замыкания в своих бедах тоже может быть полное одиночество, а то и самоубийство физическое. Будучи слепоглухим, я самому себе сделать скидку на слепоглухоту не могу. Это не значит, что я вообще «фактор слепоглухоты» игнорирую – наоборот, тщательно учитываю, но с целью не самооправдания, а как можно более точного самоисследования.