Афганец пришел через пару часов:

– На позицию со мной поедешь.

– А ПТУР потом дадут?

– Давай собирайся, надо БК пацанам закинуть и поесть.

Видимо, решил проверить, не испугаюсь ли я ехать с ним или типа того. Сам он не боялся. Наедине афганец рассказывал, что воевал в ИГИЛ[2] (страшном и запрещенном. – Ред.) и ему не страшно ничего, его жизнь в руках Аллаха. Я был спокоен, хохлов он не любил даже больше, чем кафиров.

– Так ты за ИГИЛ сидел?

– Нет.

Мы запрыгиваем в «буханку», к этому моменту уже совсем стемнело. Ночь в прифронтовой зоне – сплошная темень. Безлунное небо, ни одного источника света, кроме фар нашей буханки. Я совершенно не видел, куда мы едем, старался поглядывать на дорогу, зарядил автомат на случай засады. Первая остановка где-то в лесопосадке у дороги, машину тут же окружают силуэты. Лиц не видно, не видно ничего. Бойцы разобрали сухпай, заботливо выданный мной, обступили командира и начали рассказывать за жизнь свою тяжелую. Кто-то ногу сильно потянул.

– Грузись, баля, в тачку. Если скажут, что симулируешь, – пизда тебе.

Сигареты все курят «в ладошку», не источая света. Далеко на фоне галдежа бойцов слышны раскаты арты. Они так или иначе слышны были всегда, ближе-дальше, это уже детали. Потому часто не буду упоминать об этой местной особенности. Наведались еще по нескольким позициям, картина примерно та же. По возвращении на НПЗ афганец резюмировал:

– Маладэц, баля. Муж-курица, дальше будешь нормально делать все – в беде не останешься. Я тебя забираю, будешь у меня.

Я не очень понимал, что именно ему показалось нормальным. Видимо, он ожидал, что я буду совсем не готовым даже к ночным покатушкам по позициям. Но афганец был искренне рад моей выдержке, и я в принципе был не против того, что он меня забирает. Как показывает опыт, обычно, если отказываешься от пути, который предлагает судьба, получаешь вдвое больше и еще говна на лопате.

– Сегодня уже не поедешь никуда. Отдыхай пока.

– А что с моими бойцами?

– Тебе других дадут завтра.

Совсем один остался, все мои куда-то делись. Намного позже уже узнал, что они стали личной охраной отрядного командира и весь контракт стояли в штабе на «фишке» (в карауле. – Ред.). Я их потом много раз встречал и очень сильно удивлялся, как они от такого однообразия еще не ебнулись.

Как же сейчас дома, интересно? С этими мыслями я и заснул. Первый день войны выдался у меня насыщенным.

Утром пришел заместитель афганца, повел меня на склад забирать ПТУР. На складе сидят трое зэков, подхожу к ним:

– Парни, мне сказали, тут ПТУР мне дадут.

– Пойдем.

– Вот, принимай.

Смотрю на ящики, вскрываю, ракеты мои.

– Так, а установка где?

– Какая?

– Ну, пусковая установка.

Понимаю, что о таком они впервые слышат. Ищу сам – нет. Говорю заму, что делов не будет, нужен пускач. Позже он нашелся совсем в другом месте, я расписался за получение в журнале, еще в шутку спросил:

– Что, реально свою подпись ставить?

– Ну да.

– Понял, – нарисовал крестик и пошёл.

Потом пошел получать гаджет – залоченный смартфон с установленным AlpineQuest и координатами позиций. Гаджет мне выдавал старший связист, зэк из числа БС (бывшие сотрудники силовых структур. – Ред.) с позывным «Садык». Это был очень скрытный человек, позже мы неоднократно пересекались в Соледаре, и кое-что я о нем узнал. Он воевал в Югославии добровольцем, очень жалел, что в свое время не женился на сербке, был в Чечне и на Донбассе в 2015 году. За что сидел, не знаю, но впечатления от общения с ним всегда оставались крайне положительные. (Он остался жив. Если читаешь это, привет тебе, дорогой человек!) Позже приехало пополнение, человек 50. В подвале теперь совсем не осталось места, скорее бы уже увезли отсюда. Афганец подвел ко мне одного из новеньких. Говорит, что это мой боец, второго выбери сам. Новенький с позывным «Спрей» тут же сообщает, что он здесь с другом, просит взять его.