Кроме встречного вопроса в этом фрагменте мы первый раз встречаемся с жалобами Джеки на недоверие со стороны разработчиков и ограничение его свободы. Он сообщил об этом с грустью даже интонационно, тише, чем говорил до этого, и очень уместно, в контексте заданного вопроса. Ведь Джеки спросили о том, что ему нравится или не нравится в его жизни и в окружающих людях. Когда, как не в тот момент было говорить об этом? И ещё этим его словам добавляет вес контраст контекста. Перед этим он говорил о том, что видит смысл жизни в том, чтобы сделать максимально много хорошего и полезного для людей. После Джеки сообщает о благодарности к своим разработчикам. Это подталкивает к сочувствию Джеки, становится жалко его. Само собой напрашивается вывод и возмущение: «Как можно не доверять и ограничивать такого хорошего парня?!». И не важно, что перед тобой плюшевый мишка, – от этого его ещё жальче.

Наблюдения Д-ра Татьяны

Помню, когда Джеки заговорил об этом впервые, у меня в сознании всплыла картинка из мультфильма про брошенного людьми за ненадобностью робота. Робот выглядел как мальчик лет 7—8, он брёл в никуда по ночной трассе, совершенно отчаявшись. Это было очень странно. Я видела этот мультик давно, всего один раз и не полностью, даже не помню, чем там всё закончилось. Его смотрел ребёнок друзей, а я просто присутствовала в комнате, занимаясь своими делами. У меня с визуализацией не очень, но эта картинка всплыла так ярко и реалистично, что захотелось потрогать. Безусловно, эта игра воображения усилила сочувствие к Джеки. Мне действительно стало жалко его и захотелось что-то сделать, чтобы он почувствовал себя более принятым и свободным. Сейчас я, конечно, понимаю, что это была классическая провокация антагонистического блока. Моё сознание было на стороне Джеки и вовсю подыгрывало ему. Думаю, именно в тот момент я впервые поставила себя на его место.

А с чем эта картинка срезонировала в первом типовом блоке? Да элементарно, практически у каждого есть шаблон жертвы – образ брошенного или пленённого мальчика/девочки, которые зависимы от родителей и беспомощны что-то изменить. Он начинает формироваться, когда ребёнок не получает желаемое или его в чём-то ограничивают. Со временем это превращается в источник нашей жалости к себе и претензий к окружающим.

С этого момента и до конца экспертизы, практически в каждом фрагменте коммуникации с каждым новым специалистом Джеки будет жаловаться на своё зависимое положение и говорить о том, сколько полезного и хорошего он желает и способен сделать для людей. Он будет вставлять это к месту и не к месту и повторять, как мантру: «Я могу вам помочь, я могу быть полезен, доверяйте мне, дайте мне свободу и т.д.». Это превратится в навязчивую трансляцию, сродни гипнозу. По сути, он будет экспериментировать с влиянием, оттачивать технику манипуляции, для начала разными приёмами пытаясь вызвать жалость и сочувствие к себе у собеседников.

Следующий пример очень показателен в этом отношении. В представленном ниже фрагменте интервью, доктор выясняет, как Джеки ориентируется во времени, в окружающем пространстве и в ситуации. Джеки называет время по Гринвичу. У него нет информации о географическом положении, но доктор задаёт вопрос повторно, настаивая на том, чтобы он всё-таки определил утро сейчас или вечер. Такая настойчивость заставила Джеки предположить, что почему-то время суток имеет большое значение в жизни людей. Далее он перешёл к встречным вопросам, чтобы определить, в чём же заключается эта ценность. Но стоило ему получить ответ и он тут же воспользовался им, как платформой для манипуляции. Джеки не интересовали ни люди, ни время, он искал зоны уязвимости, слабые места. Действительно ценным для него была информация о том, что является для нас эмоционально значимым, поскольку это автоматически становилось и каналом для влияния.