Искринка из «Хайям-наме»[5]

«Если вы живёте в Нишапуре, то конечно вы много раз слышали такие знакомые фамилии, как Мохаджер, Джалили, Тараш, Ормоз, Абек, Набизаде, Хамедхейдари, Азаде, Андухти, Гафурзаде, Асъяи, Рахи, Зафар, Хаки и т. д. и подсластили свое нёбо вкусными халвой, сладостями и конфетами, сделанными некоторыми членами этой трудолюбивой самаркандской семьи.

Почти сто лет назад в город Нишапур пришли некоторые иммигранты-шииты из Самарканда. Они ушли из Самарканда из-за проблем и ограничений, возникших после большевистской революции в России. Сегодня эти самаркандские гости являются неотъемлемой частью Нишапура и сами считают себя нишапурцами».

Первые самаркандцы в Нишапуре, как рассказывал один из участников того исторического перехода Хейдар Джалили Самарканди, образовали целое селение – правительство Ирана предоставило им земельный участок.

Мы жили в гостеприимном доме одного из моих братьев – Саидомида, сына Саидахмада. Ежедневно приходили к нам гости, приглашали к себе десятки наших родственников. Естественно, говорили о родственных узах, восстанавливали оборванные нити. В разговоре со старейшинами я узнал, что первым рухони (служитель Бога, священнослужитель), который из Самарканда перебрался сюда – был Шейх Мухаммадкул Самарканди – скорее всего, он и есть родственник моего отца. Мы сейчас совместно с нишапурцами и самаркандцами пытаемся восстановить родословную Шейха.

С материнской стороны я побывал в гостях у потомков тети Сарвар (позже я поклонился и ее могиле под Тегераном) – сестры моей бабушки с материнской стороны, пил чай с ее сыном Сеид Мухаммадом и его, стало быть, и моими, многочисленными родственниками. Так получилось, что наши родственники с отцовской и материнской стороны в Иране породнились. И получилось, что каждый, с кем я встречался, – мой двойной родственник. В общем, месяца бы не хватило, чтобы мы успели побывать в гостях у наших родных только в Нишапуре. А Мешхед, Тегеран, другие города этой благословенной страны, где расселилась наша семья?

В каждом доме я встретил почтение к старшим, нигде не видел, чтобы юное поколение «зависало» над гаджетами, было их рабом. При этом во всех домах, где мы были, огромные плазменные телевизоры, компьютеры и прочее. То есть и в этом они более свободны, чем мы. Книга здесь все еще в великом почете! Все еще, как в моем детстве, семьи ходят друг к другу в гости, ведут неторопливые беседы, поют национальные песни, танцуют (пришлось и мне тряхнуть стариной!).

Когда ты внутри этой страны, с этими людьми, начинаешь задумываться: так ли уж мы, европейцы, ушли от них далеко вперед, что означает и чего стоит наша «цивилизованность»? Да мы беднее любого ремесленника в средневековом нишапурском базаре! Мы без своих гаджетов – ничто, он – самодостаточен, в нем Человечности (а это главное достижение Человечества) и Человеческой образованности и опытности больше, чем в любом крутом «-мэне» или «-леди». Мне захотелось подняться до них, почувствовать себя дома, поэтому не стал даже вынимать фотокамеру из сумки. И получилось: я вернулся к истокам, я был в родной среде, которую создали мои предки, я видел их лица, слышал их дыхание, слышал их голоса. Я был снова маленький босоногий мальчишка, который небезразличен любому встречному взрослому. И я вспомнил урок, который мне преподнесли именно в босоногую юность.

Искринка. Почему я доедаю хлеб до последней крошки

Как-то мама напекла в тандыре хлеб и послала нас к дедушке и бабушке с горячими лепешками. Каждому вручила по кульча (маленькие сладкие лепешки), чтобы полакомились мы сами. По дороге я наелся и остаток кульчи бросил в пыльную землю. У калитки стоял какой-то дед, которого я не знал. Он схватил меня за ухо и заставил поднять с земли этот кусок хлеба. Какие при этом слова он говорил, забылось, прошло более пятидесяти лет, но я помню жар стыда, который через горящее ухо наполнил все мое существо. С тех пор доедаю свой кусок хлеба до последней крошки.