В оправдание случая с соей надо сказать, что эксперименты с заменой недостающего традиционного сырья иногда были весьма удачными. В одну из зим завод выпускал джем из моркови. Этот удивительный продукт отличался необыкновенным вкусовым букетом, оттенки которого помнятся по сей день. В зрелые годы мои ностальгические попытки изготовить что-то подобное в домашних условиях оказались провальными. Причина неудачи, по предположениям мамы, объяснялась забытыми тонкостями технологии прошлых лет, помноженными на особенный сорт и высокое качество той памятной моркови.

Вдоль юго-восточной части заводской территории, в нескольких метрах от наружной стороны ограждавшего ее кирпичного забора, проходил полноводный отводной канал от Ассы, снабжавший предприятие проточной водой из ледников Церсаломского горного хребта. Обогнув завод, быстрый поток разветвлялся на три рукава и уходил через систему шлюзов (по – станичному «скрынь») на поля и в сады совхоза. Эти протоки также были любимыми, хотя и несколько опасными, местами наших купаний в школьные годы. В шлюзе напротив южных ворот летом 1951 года утонул, прижатый потоком воды, мой одноклассник. Мать погибшего-рабочая завода, прибежала к «скрыне», когда заводские охранники уже достали его из щели приоткрытой задвижки. Отца у одноклассника не было. Он погиб на фронте.

Жилой фонд завода составляли два дома и общежитие казарменного типа. Один дом был трехэтажным 3-х подъездным квартирного типа из красного, не оштукатуренного кирпича (в просторечии – красный дом). Другой – двухэтажным, одноподъездным, с оштукатуренными стенами и с комнатами, расположенными по обеим сторонам сквозных коридоров (в противовес красному – белый дом). Часть работников, из местных казаков и приезжих, жила в станице. Их дети тоже ходили в наш детсад. Завод располагался в километре от западной окраины Ассиновской. Семьи некоторых детсадовцев какое-то время жили в землянках, наскоро выкопанных между станицей и заводскими жилдомами. Откуда они приехали, сказать не могу. Вскоре эти люди нашли какое-то другое жилье и землянки исчезли. Мы с мамой занимали комнату в коммуналке на 3-м этаже «красного» дома. В других комнатах жили соседи семьями по 3–7 человек.

Окна нашей комнаты выходили в сторону Ассы. Несмотря на то, что от реки нас отделяло около 2-х километров, ее шелестящий шум, когда не работали заводские дизеля, явственно слышался в комнате. Далее, за Ассой, горизонт украшали заснеженные горные вершины во главе с Казбеком. В ясную погоду из нашего окна отчетливо просматривалась не только сама гора, но и одно из ее ущелий, напоминавшее формой цифру «2». По этой причине в детсадовском варианте название узнаваемой на папиросных пачках горы звучало как «Казбек – гора – номер – два». Для жителей станицы и заводчан «картинка» ущелья служила надежным инструментом предсказания погоды. Каждый знал, вслед за исчезновением «двойки» с панорамы Казбека на станицу накатятся заряды снега или дождя.

Дом, в котором мы жили, заселялся до подключения предусмотренных проектом водопровода и канализации. Воду брали в колонке метров за 25–30 от подъезда. Труба с вентилем стояла на бетонном возвышении, окруженном земляными склонами. Зимой от разлитой воды это возвышение на радость малышне превращалось в ледяную горку. Жильцы дома, не разделявшие нашего желания съехать по склону, на чем придется, периодически посыпали его печной золой.

Коллективный умывальник (рукомойник) «соскового типа», закрепленный на вертикальной доске, прибитой к табуретке, таз и ведра для использованной воды, у каждой семьи свое, стояли в специальной нише. По первоначальному замыслу там планировалась кладовка. Ключи от комнат отсутствующих хозяев, висели на гвоздиках в нише умывальника. Наружная дверь коммуналки днем не запиралась. На ночь в ручку двери изнутри вставлялся увесистый лом.