Девушка осталась одна; она чуть покачивалась взад-вперед на своей скамейке, снова уперев в колени руки (одна была согнута, другая оставалась прямой) и взяв подбородок в ладони.

«Вот, значит, какие дела, – подумала она, – чуть-чуть не убили бессмертного; могли крупно поссориться с тем, что большинство людей считают божеством, а я – всего-то метр с кепкой, но с расстояния в восемьдесят тысяч световых лет должна придумать выход из этой дурацкой ситуации. Хорошая шутка… Черт. Назначили бы они меня полевым рефератором там, где все происходит, вместо того чтобы сажать сюда, у черта на куличках. Отсюда только дорога туда занимает два года. Вот ведь ерунда».

Фал немного поерзала на скамейке и села так, чтобы больная нога могла лежать на скамейке, потом повернула лицо к горам, сверкающим с другой стороны долины. Она оперлась локтем о каменные перила и положила голову на ладонь, пожирая глазами пейзаж.

Интересно, спрашивала она себя, они и в самом деле держали слово и не вели за ней наблюдения, когда она уходила в горы? С них все может статься – могли приставить к ней маленького автономника, микроракету или что-то в этом роде на случай, если что произойдет, а потом – после того происшествия, после того, как она упала, – оставили ее лежать там, перепуганную, замерзающую, страдающую от боли, чтобы убедить – мол, ничем подобным они не занимаются – и посмотреть, как это на нее воздействует; конечно, если только ее жизни не угрожала опасность. В конечном счете, она прекрасно знала, как работают их Разумы. Именно так поступала бы она сама, если бы командовала парадом.

«Может, плюнуть на все это? Уехать. Пусть сами занимаются этой своей войной. Беда только в том… что мне все это нравится…»

Она посмотрела на свою руку, золотисто-коричневую в солнечных лучах. Затем сложила пальцы в кулак, разжала его, посмотрела на пальцы. «От трех… до семи… – Она подумала о руках идиран. – Зависит от того…»

Она снова поглядела на далекие горы за иссеченной тенями долиной и вздохнула.

Вавач лежал в пространстве наподобие браслета на руке гигантского бога. Петля диаметром в четырнадцать миллионов километров блестела и сверкала голубым и золотым на фоне угольно-черной бездны космоса. Пока «Турбулентность чистого воздуха» мчалась по гиперпространству к орбиталищу, большинство членов отряда наблюдали, как приближается цель их путешествия, на главном экране в столовой. На фоне аквамаринового моря, покрывавшего большую часть поверхности этого артефакта с его сверхплотным базовым веществом, были рассыпаны массивы белых облаков – громадные штормовые системы или гигантские гряды. Часть их, казалось, простирается во всю ширину медленно поворачивающегося орбиталища.

Но лишь с одного края этой извивающейся водяной ленты была видна земля: она притулилась к наклонной стене из чистого кристалла, опоясывающей море. Хотя с такого расстояния полоска земли казалась тоненькой коричневой ниточкой, лежащей на кромке огромного раскатанного рулона яркой голубизны, на самом деле она имела ширину до двух тысяч километров. Вавач не испытывал нехватки в суше.

Самой большой достопримечательностью этого орбиталища, и прежде и теперь, были мегакорабли.

– И у тебя нет никакой религии? – спросила Доролоу у Хорзы.

– Есть, – ответил он, не отводя глаз от экрана на стене, располагавшегося над концом главного стола. – Мое выживание.

– Значит… твоя религия умрет с тобой. Как это печально, – сказала Доролоу, переводя взгляд с Хорзы на экран.

Мутатор оставил это замечание без ответа.

Разговор их начался, когда Доролоу, пораженная красотой этой громады, выразила убеждение, что, хотя орбиталище и сотворено существами низменными, которые ничем не лучше людей, но оно в то же время есть грандиозное подтверждение Божьего могущества, поскольку Бог сотворил человека и все другие одушевленные существа. Хорза не согласился; он был искренно раздражен тем, что эта женщина ставит на службу собственной системе убеждений даже такое очевидное свидетельство силы разума и усердия.