– Спи, Гэл. Тебе надо выспаться, да и мне тоже. Мы оба уже немолоды, а ближайшие дни будут чертовски хлопотными и утомительными. Опять придется слишком много пить вина и есть чересчур жирную пищу. Ты не умеешь ничего делать наполовину, поэтому обязательно опять переешь и перепьешь всех, а потом будешь мучиться.

Король сонно улыбнулся.

– Наверное, ты прав, Уилл, – сказал он, закрывая глаза.

Дождавшись, когда король захрапел, шут тихонько выскользнул из спальни и сообщил придворным, ожидавшим за дверью, что его величество, ко всеобщему облегчению, спокойно спит.

Шестого января мороз стал еще сильнее. С перламутрового неба светило по-зимнему слабое солнце. С Темзы дул колючий морозный ветер. Короля разбудили в шесть часов утра, но он еще около получаса оставался в постели. Это был день его свадьбы, но он не находил в себе силы встать и начать этот длинный, полный забот день. Осознав наконец, что у него уже нет выбора, король кликнул камергера. В спальню, переговариваясь и улыбаясь, вошли придворные и внесли свадебный костюм короля. Генриху помогли выбраться из кровати, затем его побрили, он принял ванну, после чего начал облачаться в наряд, предназначенный для сегодняшнего спектакля. «Какая гадость! – думал он, и глаза его наполнялись слезами. – Я еще не настолько стар, мне хочется насладиться хорошенькой девушкой».

Свадебный наряд короля выглядел поистине великолепно. Парчовый камзол расшит серебряными цветами, отделан роскошными соболями. Плащ из багряно-алого шелка расшит не менее пышно, чем камзол, и украшен огромными круглыми пуговицами из отшлифованных алмазов. Шею туго охватывал золотой воротник. Сапоги короля сшиты по последней моде – с узкими закругленными носами – и тоже щедро усыпаны жемчугом и бриллиантами. Все пальцы короля унизаны перстнями.

– Ваше величество выглядит превосходно, – объявил молодой Томас Калпепер.

Остальные придворные одобрительно зашушукались и закивали, соглашаясь с этим мнением.

– Если бы эта свадьба не была нужна моей стране, – заявил король, – никакая сила на земле не заставила бы меня сделать это.

– Кромвель – конченый человек, – прошептал Томас Говард, герцог Норфолк.

– Не очень-то обольщайтесь, – вполголоса ответил ему Чарльз Брэндон, герцог Суффолк. – Старина Кром – хитрая лиса и еще может ускользнуть.

– Посмотрим, – пожал плечами герцог Норфолк, и на лице его заиграла улыбка – явление для него чрезвычайно редкое. Это была улыбка триумфатора.

– Что это вы задумали, Том? – спросил герцог Суффолк.

Чарльз Брэндон знал, что Томас Говард близок со Стивеном Гардинером, епископом Уинчестерским. Епископ поддерживал короля во всем, что касалось противоборства с папой римским и отрицания верховенства Ватикана над английской церковью, однако при этом он оставался ярым противником изменений в доктрине, проводимых архиепископом Томасом Кранмером, ставленником Кромвеля.

– Вы переоцениваете меня, Чарльз, – ответил Норфолк, все так же улыбаясь. – Я – самый преданный слуга короля и всегда им оставался.

– Скорее, я недооцениваю вас, Том, – парировал Суффолк. – Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие беспредельно.

– Давайте поскорее покончим с этой комедией, – проворчал король. – Раз уж я должен жениться на ней, так тому и быть.

Король в сопровождении пэров прошел на половину принцессы Клевской, где его уже ожидала невеста. Она тоже долго не осмеливалась встать в это утро. Фрейлинам пришлось уговаривать ее принять ароматизированную ванну: Анну воспитывали в убеждении, что подобные излишества – признак тщеславия и гордыни. Однако ванна так ей понравилась, что она заявила своим дамам: