– А как я определю в тот ли день месяц и год я сел записывать?! Это, чего-же, так дописаться можно, что и день недели забудешь?

– А радиво и календарь тебе на что? – и ткнула пальцем на стену, где висел отрывной календарь и старенькое радио Маяк, включённое в розетку радио-сети.

– А кто календарь открывать, будет-то, если я так запишусь, что забуду, какой день недели? Я, иногда его и так забываю отрывать, без дневника, а иногда вперёд на несколько дней обрываю.

– Вот, как раз и разберёшься почему ты его забываешь отрывать, – ответила она и захлопнула дневник, – бери такую тетрадь, а лучше общую тетрадь с хорошей обложкой и записывай каждый вечер, что за день произошло, всю ежедневную бытность записывай, подмечай все «граммофоны». И обращай внимание, на сколько у тебя мысли раздёрганы, на сколько день раздёрган. Увидь, что мысли у тебя не связаны с друг другом, мечутся, скачут через друг-дружку наперегонки не понятно куды, и действия так-же. Записывай и то, чего по первости днём не заметил, что мимо проскочило. Наблюдательность и память свою развивать так будешь, внимание где твоё было пиши и почему. Задача тебе, слитность в делах и мыслях получить, шажок за шажком, чтобы мог сесть и одним махом записать весь день в деталях, во всей глубине, увидеть, где связи нет, где сумасшествия сидят, где привычки, где «граммофоны».

Она пояснила, что такое «граммофоны», могу ошибаться, но по её словам этот термин использовал Дмитрий Андреевич, один из живших ещё на тот момент Мазы́ков:

– «Граммофоны», это, что-то навязчивое, что ты в мыслях крутишь, привяжется, например, песенка какая то, или фраза, или присказка какая в речи, и ты их постоянно повторяешь. И самое удивительное, избавиться не можешь. Вроде, и сказал себе уже не повторять этот мотив, а он всё равно через некоторое время опять в мыслях наигрывать начинает, как заезженная заевшая граммофонная пластинка. Вон, по радиво крутят одну и ту же песню несколько раз в день, и у людей «граммофон» и получается, начинают про себя припевать эту песню. Не замечал за собой такое-то?

– Но ведь, откуда в старину бумага была? На бересте раньше письма писали, вон новгородские берестяные грамоты. А там разве много напишешь.

– Напишешь, напишешь. Цельные книги берестяные были. Можно и на земле чёркать. Сейчас в огород пойдём, там утоптанная земля была, покажу как. И на печной заслонке можно чёркать. Теперь, вот что, кроме дневника надо бы ещё и чёркать почаще садиться и Писанки делать.

– Как это чёркать?

– Как в школе вы в тетрадях чёркаете, вроде как, ручку расписываете?

Действительно, многие мои одноклассники, особенно девчонки отличницы частенько исчёркивали пару последних страниц, вместе с внутренней стороной обложки тетради, оправдываясь, что это у них ручка плохо пишет и они её расписывают, а одна, так даже, исчеркала целую тетрадь, объясняя это тем, что она хочет посмотреть насколько хватает шариковой ручки. Было видно, что она вся дёрганая как на шарнирах и напряжённая из-за стремления получать только пятёрки, заметно успокаивалась после исчёркивания в сплошную синеву чернил пары тетрадных страниц.

– Да, чёркаем, посмотреть на сколько страниц хватит стержня ручки, чтобы полностью закрасить страницу. Отличница классная наша, так та, вообще тетрадь один раз всю закрасила от начала до конца.

– Вот, это оно и есть, чёркание.

– У меня ужасный почерк, «хуже, чем курица лапой», – вздохнул я.

– Это кто тебе сказал такое? – удивилась она.

– Ну учителя, папа с мамой так говорят. Ругают меня всё время.

– Ну ругать-то они тебя за почерк не перестанут, разве только ты писать не начнёшь как Пушкин, али Толстой. Не начнёшь ведь? Либо силу свою в почерке увидишь.