Пролив Шокальского пролегал между островами Большевик и Октябрьская Революция. На картах, предоставленных предками, дабы не нервировать их революционной тематикой, эти названия просто чуть подрезали – лишь бы самим было понятно, о каком объекте идёт речь.

Рожественский же, изучив маршрут северного похода, подошёл к картографии со своим взглядом на географическую ономастику – творческим и верноподданническим6.

– Ты гляди, чего Зиновий предлагает. Видите ли, «Шокальский» ему звучит неблагозвучно, – штурман, как всегда, привычно расположился над картой. – И надо же, угадал, один в один, как было.

– Ты о чём? – Капитан не успел к сеансу связи с адмиралом – завтракал.

– Да бузит, типа «чё за Шокальский? Кто таков? Почему не знаю?». А архипелаг предлагает назвать в честь царя, аккурат как в своё время до какого-то там года он и был назван. «Большевик» – в «Цесаревича Ляксея». Фигеть! Так и в судьбу и предопределённость поверишь7.

– Да и по барабану бы… – отмахнулся кэп.

– Путаница только будет, если совместные хождения и планирования тут будут в дальнейшем. Мы ж привыкли к прежним названиям. Кстати, не знаешь, кто такая Ольга Николаевна? Зиновий намерен в честь неё остров Крупской переименовать.

– Пёс его знает…

– По-моему, жёнушку его так звали, – вмешался Шпаковский, – я вчера проштудировал биографию нашего адмирала.

– Во как. Стало быть, и себя не забыл… умник.

– Похрен. Хоть горшком назови, только в печь не ставь, – всё так же неожиданно покладисто реагировал Черто́в. – Меня сейчас больше льды в Лаптевых волнуют. Ох, и намучаемся.

– Это да!

Вот тут и пригодилась вся учёба-тренировка в Карском море… и «на» и «по» и «через».

На полуметровом льду…

По битому, сплоченному…

Через торосы и перемычки.

А ещё и «в» – в разных режимах. Так как совместное маневрирование боевых и грузовых судов имеют свои нюансы и сложности.

Разведку провели с особой тщательностью, не ограничившись дистанционным промером толщины ледяного покрова. Приходилось, как говорится, «ручками-ножками» – с посадкой вертолёта на поверхность. При боковом ветре, когда «вертушку» предательски сносит над сплошным белым полем, где и глазу зацепиться не за что, да при поднявшейся снежной пы́ли от молотящих винтов – та ещё задачка.

Для ориентира кидали вымпел, а то и вовсе прихваченные для такого дела старые автомобильные покрышки.

А иногда вообще делали виртуозный финт без посадки – пилотяга ставил «Миля» на одно колесо, на лёд, без выключения двигателя, в режиме зависания. Парни-гидрологи прямо из грузового отсека делали промер, давали отмашку-добро – дело сделано, и Шабанов уводил машину к следующей точке. Ну и конечно, без джипиэсов-глонассов летали по счислению, с помощью компаса и секундомера, естественно, греша в общей навигационной точности на десяток миль.

Что пока было не критично – Новосибирские острова подкорректируют.

Упала температура, стекля окна ходовых рубок узорами. Мороз теснил туманы. Ветер дул умеренный, сухой, морозный, колючий. Северный. Тем не менее весь опыт «ледорубщиков» говорил, что в восточной части моря Лаптевых обстановка обещает быть полегче. Даже с оглядкой на более холодные температуры нынешнего века.

Так что прихватить хоть какой-то участок «Великой Сибирской полыньи» всё же рассчитывали8.

Формировали караван несколько в иной ордер (порядок следования) – «черноморцев» объединили и поставили за двумя «бородинцами», которые должны были «трамбовать» за ледоколом дорогу, дабы льдины не успевали заползти в ледовый канал. «Ослябя» так и оставался концевым.

Протяжённость моря Лаптевых (кстати, в это время носящего имя Норденшёльда) с запада на восток, а в нашем случае от выхода из пролива Шокальского до ориентировочной точки – траверза острова Котельный архипелага Новосибирские острова, чуть меньше тысячи километров