– Мне кажется, что ты обратился не по адресу, – сказал Херб Ашер. – Тебе бы следовало поговорить с MED, это по их части.

В тот же момент его ноздри заполнились едкой вонью. Взглянув из-под руки, он с ужасом обнаружил, что управляющая панель полностью выгорела, превратилась в горстку шлака.

Вот же, мать твою, подумал он.

– Буде ты вновь солжешь ей про переносный воздух, я причиню тебе ужасающие, непоправимые повреждения, точно так же, как я нанес непоправимые повреждения этой технике. А сейчас я уничтожу все твои записи Линды Фокс.

В тот же момент стеллаж, на котором Херб Ашер хранил свои пленки, ярко вспыхнул.

– Не надо, – пробормотал он в ужасе. – Не надо, ну пожалуйста.

Пламя исчезло, пленки остались неповрежденными. Херб Ашер встал с койки, подошел к стеллажу, тронул его рукой и вскрикнул от боли – стеллаж потух, но отнюдь не остыл.

– Тронь его снова, – сказал Ях.

– Я не буду, – замотал головой Ашер.

– Уповай на Господа твоего Бога.

Ашер опасливо протянул руку, и на этот раз стеллаж оказался холодным. Он пробежался пальцами по пластиковым коробкам, в которых хранились пленки. Они тоже были холодными.

– Ну дела, – пробормотал он в растерянности.

– Проиграй одну из записей, – сказал Ях.

– Какую?

– Любую.

Ашер взял первую попавшуюся пленку, поставил ее на деку и включил аудиосистему.

Тишина.

– Ты стер все мои записи Линды Фокс, – возмутился он.

– Да, я так и сделал, – подтвердил Ях.

– Навсегда?

– До той поры, когда ты придешь к одру изнемогающей девушки и возьмешь на себя о ней заботу.

– Прямо сейчас? Но она же, наверное, спит.

– Она сидит и плачет, – сказал Ях.

Ощущение собственного убожества и никчемности накатило на Ашера с удвоенной силой; стыд не менее жгучий, чем пламя, заставил его зажмуриться.

– Мне жаль, что так вышло, – пробормотал он убитым голосом.

– Еще не поздно. Если ты поспешишь, то поспеешь ко времени.

– Это в каком же смысле – ко времени?

Ях не ответил, но в сознании Херба Ашера появилась цветная картина, напоминавшая голограмму. Райбис Ромми, одетая в синий халат, сидела за кухонным столом; перед ней стояли пузырек с таблетками и стакан воды. На лице Райбис застыло отрешенное выражение. Она сидела, низко согнувшись и положив подбородок на сжатый кулак, другая ее рука нервно сжимала скомканный носовой платок.

– Я сейчас, только скафандр достану, – сказал Херб Ашер; он рванул расположенную рядом со шлюзом дверцу, и оттуда на пол вывалился скафандр, месяц за месяцем стоявший в своем пенале без применения.

Ашер надел скафандр в рекордно короткое время. Уже через десять минут он стоял рядом со своим куполом, луч его фонаря плясал по засыпанному метановым снегом склону; он дрожал от холода, хотя и понимал, что этот холод – чистейшая иллюзия, что материал скафандра обеспечивает стопроцентную термоизоляцию. Веселенькая история, думал он, торопливо спускаясь по склону, – поспать не удалось, вся аппаратура сгорела, пленки начисто стерты.

Сухой, рассыпчатый метан скрипел у него под ногами; он шел, ориентируясь по радиомаяку купола Райбис Ромми. Ашера не оставляли мысли о внезапно явившейся ему сцене. О девушке, явно собравшейся свести счеты с жизнью. Хорошо, думал он, что Ях меня разбудил. Нужно надеяться, что я доберусь туда вовремя и не дам ей ничего такого сделать.

Но страх не оставлял Херба Ашера, и, чтобы себя подбодрить, он напевал, спускаясь по склону, старый коммунистический марш:

Seine Heimat mußt er lassen,
Weil er Freiheitskämpfer war.
Auf Spaniens blugt’gen StraBen,
Für das Recht der armen Klassen
Starb Hans, der Kommissar,
Starb Hans, der Kommissar.
Kann dir die Hand drauf geben,