Вспоминая все пережитое в то время, я, как очевидец тех событий совершенно беспристрастно могу сказать, что наши татары за весь период крымской войны не заслуживали ни одного справедливого упрека. В продолжение нескольких месяцев они были полными хозяевами уезда, где в тот момент не было ни единого представителя власти, ни одного солдата. Подстрекаемые при этом фанатическими проповедями турецких мулл, они удержались на стезе послушания, остались кротки и умерены, насколько кроткой на их месте вряд ли могла быть любая другая нация, – заключил Василий Раков свой рассказ.

Нам он всем очень понравился, но вечер воспоминаний был бы не полным, если бы в нем не нашлось места для штурма Евпатории 5 февраля 1855 года и наши взоры тут же опять обратились к Василию Васильевичу. Однако старания наши не увенчались большим успехом.

– Милые мои, да об этом уже столько написано генералами, да столь знаменитыми, как Тотлебен или Богданович, что уж мне, майору, добавить к этому? Скажу только, что компания была славная и провели мы ее на должном уровне, что бы наши злопыхатели ни плели про это. А то, что город не взяли, так мы его и не могли взять при таком раскладе сил, которых у супостата было больше, особенно артиллерии, ведь те пушки, что были на судах стоящих на рейде, доставали ядрами даже до нашего тыла. Так вот, хотя главная цель – взятие города – не была достигнута, все же эта попытка принесла русской армии явную выгоду. Из страха, что штурм может повториться, неприятель вынужден был держать в Евпатории крупные силы, лишенный всякой возможности применить их в Севастополе.

– А я вам скажу, дорогие мои, – вмешалась Александра Афанасьевна, – как только начался штурм и наши пушки стали бить по укреплению, сколько страху нагнали они на турок! Начали они тут же свою кавалерию грузить на корабли, а как у них еще стали рваться погреба пороховые да ящики зарядные, то они и свою артиллерию на погрузку потащили. Нам все в окно видно было, мы уж обрадовались, думали, в бега бросится вражина, но к обеду наше наступление остановилось и погрузка на корабли тоже.

Егор Иванович приносит готовый самовар, бабушка разливает всем свежий чай, накладывает в розочки варенье, раскладывает бублики, блины; Георгу, как младшему самые лучшие порции. Под огромной раскидистой шелковицей мирная картина чаепития, как будто совершенно недавно и не было ужасной войны и страшного горя на маленьком кусочке крымской земли. Но оно было, и все об этом помнят и никогда не забудут.

– Закончилась война, ушел неприятель, – задумчиво произносит Раков, – но мы-то остались, и мы должны помнить о защитниках нашего отечества. Они лежат за околицей города и ждут нас, коленопреклоненных возле их могил. На русского солдата в те времена навалилась невиданная иноземная сила в расчете одолеть его легкой победой. И тогда стало ясно нам всем, что надо делать, что надо отстоять свое отечество, отстоять свою землю, прогнать врага. Необходимость обороны стала всем понятна, Россия сосредоточилась на этой цели. Супротив врага встал русский народный дух. Защитники Крыма показали всем, что крепость и сила русского народа не в штыках и пушках, а в нем самом, что укрепления его не бастионы и форты, а собственная грудь и кровь. Любовь к родине движет русским народом и творит чудеса. Однако дальше этого, дальше именно такой обороны, тогдашняя Россия не могла пойти; она не в силах была обороняться от тягостных требований Европы, зашедших за пределы необходимости. Многое может сделать русский народ, но в то время, по меткому выражению, не помню кого, он мог только умирать за Россию, но не умел жить для нея!