– Правильно, – соглашается Панкратов, неспроста же я это повесил. – И он кивает на прикреплённый над дверью в другую комнату лист бумаги со словами: «Два человеческих стремления – к знанию и могуществу поистине совпадают в одном и том же. Ф.Бэкон».

Поужинав, Панкратов расправляет постель и ложится спать.

– А когда ты последний раз Таню видел? – спрашивает мать через открытую дверь. – И где она учится?

– Перед новым годом, – отвечает Панкратов. – А учится она на первом курсе университета.

– И о чём вы договорились?

– Ни о чём. Я встретился с ней, хотел пригласить куда-нибудь, а она даже разговаривать со мной не стала, побрезговала. Конечно, кто я по сравнению с ней, – помолчав немного, говорит Панкратов. – Бывший ремесленник, пэтэушник. Она наверняка вообразила себе, что я так и останусь простым работягой.

– Странно, – произносит мать. – А что, хорошим рабочим быть позорно, что ли?

– Для неё позорно, – объясняет Панкратов. – А как же иначе. Отец у неё большой начальник, машина служебная. А мамаша вообще, похоже, никогда и нигде не работала.

– Всё одно, непонятно. Вы ведь так дружили в школе. Ты её всегда домой провожал, от хулиганов защищал.

– То школа, а это жизнь, – говорит Панкратов. – Теперь у неё другие защитники, очкарики какие-нибудь прыщавые, которых я одним плевком зашибу.

Слышно, как мать вздыхает и снова спрашивает:

– А она всё такая же красивая?

– Даже слишком, – засыпая, тихо бормочет Панкратов. – Всё равно никуда она не денется, от меня не уйдёшь, всему своё время.

– И не держи ты руки за спиной, когда идёшь по улице, – вдруг, помолчав минуту, сердито произносит мать. – Ты же не под конвоем. Сколько раз тебе говорить надо.


Солнечный майский день. Тот же сарай за домом Панкратова, та же голубятня, от захвата с сеткой на ней осталось несколько сломанных реек. Панкратов возле сарая отрабатывает приёмы рукопашного боя. Бьёт, чаще ногами, по висящему на стене старому матрасу, на котором начерчена фигура человека. Боевая стойка, удары и имитация ударов у Панкратова совсем не похожи на элементы спортивных единоборств. То, что и как он делает, больше похоже на драку, в которой с его стороны – расчётливая демонстрация агрессии и жестокости. Видно, как Панкратов сосредоточенно настраивается на схватку и с какой-то буйной остервенелостью нападает на воображаемого противника. С очень низкой стойки он бьёт нарисованного человека по туловищу, в горло – кулаком, ладонью, сжатыми и растопыренными пальцами, пинает его по ногам, в пах, в живот, хватает противника как бы за плечи и резко в прыжке бьёт головой. В разной последовательности и в ошеломляющем темпе всё это действо повторяется несколько раз и заканчивается тем, что Панкратов срывает матрас со стены, перебрасывает через себя, высоко подпрыгивает и втаптывает его в землю.


Панкратов за своим письменным столом, закрывает и откладывает в сторону учебник истории СССР. Тут же ещё другие учебники, тетради. Панкратов встаёт из-за стола, выходит из комнаты, надевает кеды.

– На тренировку? – спрашивает мать.

– Как всегда, – говорит Панкратов. – Сегодня же суббота.

– А когда выпускные экзамены начинаются?

– На следующей неделе, – отвечает Панкратов и уходит.


Тёплый, светлый вечер. Старый, заросший, неухоженный сквер. На скамейке человек пять разновозрастных мужиков, не обращая внимания на прохожих, распивают спиртное, громко сквернословят, швыряют мусор в кусты.

– Привет, бичи позорные! – подойдя к пьяной компании, задиристо восклицает Панкратов. – Быстренько всё убрали за собой и сами убрались отсюда.

Самый здоровый из мужиков первым поддаётся на провокацию.