На это способны только два устройства. И одно из них – другой человеческий мозг. Если между одним мозгом и другим, подобно corpus callosum, возникнет электронный мост с достаточной пропускной способностью, то воспринимающий (благодаря обучению и практическому опыту) сможет пробиться через хаос чужих мыслей – научившись понимать их ясный смысл так же, как учатся понимать иностранный язык. Именно так я и постигал язык жестов – совершая ошибки и нащупывая свой путь. По предположению Пола Черчланда, наступит время, когда два человеческих мозга, возможно, научатся действовать совместно столь же слаженно, как два полушария одного.
Другое устройство, способное решить данную задачу, – подключенный непосредственно к мозгу «умный» компьютер. Несомненно, его «ум» будет принципиально отличаться от человеческого. Во-первых, потому, что не прошел начавшийся в африканской саванне путь эволюции. А во-вторых, он не содержит в себе ничего, что могло бы противодействовать рефлекторным механизмам, заставляющим человека сражаться или спасаться бегством (fi ght vs. fl ight refl exes), либо, наоборот, поддерживать сексуальное влечение или способствовать утолению голода. Такой компьютер никогда не станет умным «по-человечески». Однако, обладая определенным уровнем интеллекта и способностью к обучению, он будет, вероятно, обладать своего рода интуитивным пониманием человеческого мозга.
Есть немало теорий, объясняющих, каким образом будет достигнут этот уровень искусственного интеллекта, – и одну из них мы обсудим далее. В настоящий момент моя точка зрения такова: единственное устройство, способное действительно понимать сознание человека, – это другое сознание. И не имеет значения, какова его материальная основа – кремниевая или углеродная. Главное требование заключается в том, чтобы сознание было сознанием.
Узнавая друг друга
Я с боем прокладывал себе путь через ASL I, а затем – ASL II[49]. Зима выдалась морозной, самой холодной изо всех пережитых Вашингтоном за многие годы. Пальто я с собой не взял, потому что последние 16 лет жил в Остине (штат Техас) и в Сан-Франциско. Всего одна зима, твердил я себе, а затем – домой. И продолжал обходиться без пальто. Выпал снег, и однажды ночью температура упала до 7 градусов по Фаренгейту (–12,6 по Цельсию. – Прим. пер.). Тогда я попытался утеплиться, одевшись так, чтобы слоев оказалось больше обычного.
Куда бы я ни шел, везде видел руки, трепещущие, как листья, – и знаки их полнились смыслом. Библиотека была построена таким образом, что, находясь на первом ее этаже, вы могли со всей возможной скоростью обмениваться знаками с кем-то, кто располагался на третьем – 50 футами выше. И если голоса способны пересекать все границы лишь со скоростью звука, то знакам жестового языка подвластна скорость света. Как-то в кафетерии профессор наглядно дала мне понять: ей достаточно лишь обвести взглядом помещение, чтобы составить законченное представление о том, как студенты общаются друг с другом между занятиями. Содержание любого разговора сидящих за столиками людей можно было понять исчерпывающим образом – примерно так же врач бросает взгляд на мониторы у койки больного и сразу же узнает все о его состоянии. «Все равно, что жить в аквариуме, как это уже вошло в поговорку. Все на виду, никаких секретов», – сказала она, посматривая по сторонам. Но я подумал о другом: как, должно быть, потрясающе, когда люди настолько знают друг друга. Как здорово, если ты владеешь всей информацией о других, а они – о тебе.
На обложке того номера журнала New Yorker,