Только после того, как Гурьев и Осоргин оказались на воздухе, они позволили себе обменяться заговорщическими и довольными улыбками.

Дорогой Ладягин всё больше помалкивал, здраво рассудив, что на богатых и явно знающих, чего хотят, людей сдержанность должна произвести надлежащее – благоприятное – впечатление. Гурьев, к которому очевидно старший по возрасту и опыту Осоргин обращался с заметной почтительностью, лишённой при этом всякого подобострастия – как к командиру, проверенному в боях и никогда не дающему подчинённых в обиду, хотя и требовательному до придирчивости, – нравился Ладягину всё больше и больше, несмотря на то, что сам Гурьев вроде бы ничего специально для этого не говорил и не предпринимал. Ладягин решил позволить себе несколько технических вопросов:

– Вы, Яков Кириллович, что заканчивали? Императорское Московское [9]?

– Нет, Владимир Иванович, – печаль в голосе Гурьева показалась Ладягину несколько наигранной. – Так, всё самоучкой, знаете ли. Чертежи немного читать выучился, да к рукоделию по металлу некоторая склонность имеется… Вот-с.

– Поня-а-а-атно, – протянул Ладягин, хотя, признаться, ничего не понял. И сказал, чтобы сказать что-нибудь существенное: – На чертежи интересно будет взглянуть. А серия предполагается большая?

– Поначалу – в двести стволов, а там – как карта ляжет, Владимир Иванович. Надеюсь, тысяч десять нам в ближайшие года два будут в самый раз.

– Это… немало.

– Да и планы у нас развёрнутые, – не стал скромничать Гурьев.

– Не большевиков ли терроризировать?

– Ну, что вы, – Гурьев и Осоргин переглянулись и как-то очень по-доброму, необидно разулыбались. – Мы деловые люди, нам такие глупости ни к чему.

Почему-то Ладягин им сразу поверил. Не похожи были эти двое на суровых, насупленных и довольно обглоданных врангелевцев и РОВСовцев – обеспеченные, уверенные, расслабленно-спокойные. И в то же самое время было совершенно ясно – эти двое могут быть прямо-таки беспредельно опасными, если их разозлить. Особенно – молодой красавец с жутковатыми глазами. Кто же он такой, подумал Ладягин. Не лезу ли я головой в капкан?

– Вы не лезете головой в капкан, Владимир Иванович, – улыбнулся Гурьев, и Ладягин от неожиданности подпрыгнул на сиденье, вытаращив на спутника свои зеленовато-карие очи. – Никто из наших друзей и сотрудников не только ни в чём не нуждается, но и не испытывает при этом никаких проблем со своей совестью и внутренним чувством справедливости. Согласитесь – по нынешним весьма несентиментальным временам это не так уж и мало.

– Это звучит многообещающе, – осторожно и скупо улыбнулся в ответ Ладягин. – И на себя лестно такое примерить, весьма лестно. А вы что же, мысли читаете?

– Да, немного, – кивнул Гурьев. – Мимика, жестикуляция, движение глаз. Для человека искушённого – исчерпывающе красноречиво.

– Впечатляет, – вздохнул Ладягин. – В том числе откровенность. Ну, с друзьями – более или менее понятно. А что насчёт недругов?

– Недругов у нас с каждым днём всё меньше и меньше, – просиял Гурьев. – А друзей – всё больше и больше. Мы много работаем, Владимир Иванович, и добиваемся нужных нам результатов. Но вот настал такой момент, когда без вашей помощи нам никак не обойтись. Вы не думайте – у нас для вас, кроме револьверов-пистолетов, немало увлекательных занятий найдётся. Ручаюсь – не пожалеете.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Ладягин, не собираясь жадно заглатывать наживку целиком. Чем, кажется, привёл своих визави в изумительное и даже где-то игривое расположение духа.

Ладягин с любопытством разглядывал поместье, судя по всему, довольно обширное и процветающее. Правда, источники этого процветания пока оставались не слишком ясны, но ему не казалось это в настоящий момент сколько-нибудь определяющее важным. Производственные помещения, где ему предстояло стать полновластным хозяином, воистину не оставляли ни малейшего шанса попривередничать: новейшие дорогущие станки, немецкие и швейцарские, электричество, освещение, чистота, зеркально-гладкий нескользкий пол, вентиляция – фабрика будущего, да и только!