– Раз просил, значит подойдём, Давайте адрес, Николай Акимович.

– Это недалеко, всего два квартала.

Через несколько минут они уже входили в небольшой, чисто прибранный общий дворик. Соседи испуганно толпились у двери угловой квартиры.

– Доброго дня, – поздоровался Пришельцев, – рассказывайте, что стряслось?

– Ох, просто страх господний! – дородная женщина обхватила руками пухлые щеки, – я на кухне была, борщ варила и вдруг крик, Галину убили! Выскочила я, значит, а её муж Савва Матвеевич по двору мечется и кричит! Тут дворник наш подбежал. Я его в полицию и отправила.

– В милицию, – поправил Лавр.

– Ну да, в её самую, а сама в комнату заглянула! – она всплеснула руками, – лежит Галина на кровати. Как живая, только мёртвая совсем!

– А как вы узнали, что она мёртвая? – спросил Пришельцев.

Женщина не успела ответить, дверь открылась, на порог вышел Ростовцев и махнул рукой: – Заходите товарищи!

В небольшой комнате все было перевёрнуто вверх дном. На разобранной кровати лежала женщина лет сорока в ночной рубашке. За столом сидел плотный мужчина. На лбу у него выступили крупные капли пота, его знобило и, чтобы унять дрожь в руках, он зажал ладони между коленей.

– Это муж убитой, Власов Савва Матвеевич, – сказал Ростовцев, – придя домой с рынка, обнаружил тело супруги и признаки ограбления. Сразу поднял тревогу. Я ещё опросить никого не успел, только начал протокол осмотра писать.

– Протокол это хорошо, – сказал Лавр.

Подойдя к женщине, он надавил пальцем на бедро, внимательно осмотрел руки и, взяв за подбородок, попробовал повернуть голову в разные стороны. Затем, оглядевшись, взял со стола серебряную чайную ложечку с красивой витой ручкой, аккуратно раздвинул покойной губы и чему-то улыбнулся.

– Я выйду во двор, опрошу соседей, вдруг кого-то видели, – сказал Ермаков и вышел из комнаты. Когда он вернулся, Ростовцев уже заканчивал писать.

Лавр ещё раз внимательно огляделся, затем подошёл к хозяину, положил руку на плечо и глядя в глаза тихо спросил: – Савва Матвеевич, что ж ты с мёртвой жены крестик сорвал? Как она перед Отцом предстанет?

Савва Матвеевич рванулся, пытаясь встать: – Сидеть! – рявкнул он, – Встанешь, когда я скажу! Снимай пиджак!

Ростовцев ошарашенно, а Пришельцев с одобрительной улыбкой, смотрели на Ермакова. Когда они, отправив труп в морг, а Савву Матвеевича в отдел, вышли на улицу, Ростовцев восхищённо сказал: – Лавр Павлович! Как вы его распознали?

– Когда мы вошли было 17.15. Он сообщил о трупе в 16.10, – начал Лавр.

– Погодите, коллега! – сказал Пришельцев, – вы сегодня явили чудеса дедукции. Соберёмся вместе, и расскажете, думаю, будет поучительно для всех.

– Нет, пусть сейчас расскажет, – умоляюще воскликнул Ростовцев, – я не дотерплю, а потом ещё раз послушаю.

Александр Петрович улыбнулся: – Хорошо, рассказывайте, честно говоря, и самому не терпится.

– Так вот, с момента обнаружения трупа до осмотра прошло около получаса. Трупное окоченение наступает не ранее чем через два часа, в комнате тепло, значит ещё позже, а она была уже как камень. Он сказал, что пробыл на рынке около часа. Это первая зацепка. Готовиться ко сну ещё рано, а она в ночной рубашке! Учитывая степень окоченения, можно сделать вывод, что она её просто ещё не снимала. Ее душили подушкой, слизистая губ вся в ссадинах от зубов, к корню языка прилипла пушинка. Далее… – Лавр остановился и достал папиросы, – под ногтями запёкшаяся кровь. Этот Савва длиннорукий, до его лица она дотянуться не могла. Откуда кровь под ногтями?

– Откуда? – нетерпеливо спросил Семён.

– В агонии она царапала руки убийцы. Поэтому он и сидел в тёплой комнате в пиджаке, помните, как он утирал пот? – Лавр подошёл к водяной колонке, и, выпив пару горстей воды, продолжил, – Савва Матвеевич пытался сымитировать ограбление, причём, весьма бездарно! Ящики аккуратно поставлены на стол и подоконник. Соседи ничего не слышали. А самая большая его ошибка в том, что он не нарушил стопки аккуратно сложенного постельного белья. Хотя любой домушник или грабитель знает, что женщины имеют обыкновение прятать там деньги и ценности. Вот в принципе и всё, – подытожил он и закурил.