– Черт! – крадясь вдоль стенки, Левин пошел на кухню.

Собака, подняв печальные глаза, зевнула и тихо рыкнула.

– Черт, черт!!! – Левин заметался между шкафами, отыскивая вазу, в которую бы можно было поставить букет синих ирисов. Он купил ирисы матери, купил неизвестно зачем, потому что собирался поздравить ее с наступающим Восьмым марта только по телефону. Но бабка-цветочница возле метро схватила его за рукав и не отпустила до тех пор, пока он не забрал у нее охапку вызывающе синих цветов.

– Вот увидите, ваша девушка будет в диком восторге! – крикнула ему бабка вдогонку, пересчитывая купюры красными, толстыми пальцами. Левин усмехнулся про себя. Он и представить себе не мог, что можно подарить такой букет Клэр. Для нее он был слишком простым, слишком дешевым и слишком синим.

А мать любила ирисы. Они напоминали ей послевоенную юность, непритязательные ухаживания и еще что-то, отчего у нее наворачивались слезы, но о чем она никогда не рассказывала, получая в подарок синие благоухающие букеты.

Левин заехал к матери, чтобы вручить цветы и поздравить с наступающим праздником, но не застал ее дома. Пришлось тащиться с цветами через весь город домой. Теперь ему предстоял еще один визит к матери, тягостное поздравление ее с праздником, выслушивание самых немыслимых советов, как ему дальше жить и что есть, а также наскоро поставленных диагнозов, среди которых обязательно были гастрит, простатит и нервное истощение. Впрочем, с последним диагнозом мама, пожалуй, была права.

Ваза нашлась – незнакомая и чужая, очевидно, из вредности мадам стала ставить свою посуду в его шкафы. А он из вредности поставил в вазу свои цветы.

На кухню медленно приплелась собака. Левин замер с вазой в руке, не смея пошевелиться.

– Уйди, – шепотом попросил Левин пса. – Пошел, пожалуйста, вон…

Собака грустно на него посмотрела и, пятясь задом, вышла из кухни.

Левин повеселел. Кажется, мадам прокололась начет злобности этого пса. И где она взяла его?! Судя по всему, на помойке. Пес понурый, затюканный, с ввалившимися боками. Он привык пятиться задом и вряд ли укусит кого-то за пятки.

Левин прошел в холл, распахнул дверь и жестом указал собаке на лестничную площадку.

– Вон! – приказал он псу.

Пес попятился.

– Вон! – громче повторил Левин.

Пес снова попятился и остановился лишь тогда, когда уперся тощим задом в дверь ванной.

– Пошел отсюда! – рассвирепевший Левин бросился к собаке, схватил ее за ошейник и потянул к выходу.

Собака вывернулась и тяпнула его за руку.

– Сволочь, – схватившись за кисть, сказал Левин и сел прямо на пол, где отчетливо были видны следы грязных собачьих лап. – Сволочь! – повторил он, непонятно кого имея в виду – Дину или собаку.

Рука не болела, крови не было. Эта бродячая тварь не столько укусила его, сколько пугнула: не лезь, мол, голову откушу, если попытаешься выгнать меня на улицу.

– Ты такая же сволочь, как и твоя хозяйка, – пробормотал Левин, рассматривая руку. – Вселилась на мою территорию, пачкаешь пол, воняешь псиной и еще клацаешь на меня зубами! – Левин привалился к стене. Он никогда в жизни не болтал с собаками и, поймав себя на этом занятии, испугался. – Сволочь! – все же закончил он монолог, с удивлением отметив, что пес слушает его, наклонив голову. – Все равно я вас отсюда выселю! Выселю к чертовой матери! – Он начал вставать, но вдруг увидел на полу газету, а на ней две тарелки с водой и с кашей – свинство невиданное, учитывая, что тарелки были из его нового сервиза. К мискам прикасаться было противно, Левин выдернул из-под них газету и тут же зацепился взглядом за объявление, набранное жирным шрифтом: «Решу любые ваши проблемы. Маг и чародей в шестнадцатом поколении Андреас».