С этими словами Иван протянул мне закрытый пластиковый пакет, размерами напоминающий конверт.

– Я далеко не один такой, кто не смог связаться со своей семьёй и не в состоянии выбраться из этого чёртового НИИ. Тут, – он взглядом указал на сверток, – всё подробно написано, где и у кого какая родня проживает в столице! Понимаю, что прошу слишком много, но попытайся сделать всё, что в твоих силах…

***

Несколько часов прошли в томительном ожидании. Которое наконец прервала ожившая рация, висевшая на груди у Ивана, радостным голосом Дениса возвестившая что до посадки бизнес-джета осталось пятнадцать минут.

– Вышка, я Казбек приём! С какой полосой будет заходить Гольфстрим?

– Казбек, полоса для посадки будет ноль девять, причём взлетать будет с двадцать седьмой.

– Вышка принял, конец связи!

– Странно, разве тут не одна полоса? – задавая вопрос, я машинально окинула местность взглядом, пытаясь найти вторую ВПП. Но заметив мой взгляд Иван только хмыкнул, и взяв меня за руку по выше локтя подтолкнул к открытому кормовому люку.

– Залезай внутрь, на вопросы отвечу по дороге.

Усевшись по местам, я в очередной раз почувствовала, как еле слышно вздрогнула многотонная боевая машина, а створка люка поползла внутрь, надёжно запирая пассажиров от внешнего мира.

– На самом деле взлётно-посадочная полоса здесь одна, – начал Иван, – а вот зайти на неё можно с двух сторон. С запада полоса двадцать семь, названа так потому что обозначает посадочный курс 270 градусов. А с вос…

– А с востока, следовательно, полоса ноль девять, потому что посадочный курс 90 градусов, – опередила я Иноземцева.

– Совершенно, верно, ты быстро учишься! – Весело усмехнувшись констатировал Иван.

– Ещё я слышала, что самолёты садятся и взлетают с одного направления, почему же сейчас иначе?

– Это действительно так, и причём не просто с любого желаемого направления, а строго с встречной составляющей ветра. Сейчас затишье, поэтому курс взлёта и посадки пилоты выбирают сами. Но если ты хочешь более развернутого ответа, ты знаешь у кого спросить… – С этими словами Иван отстегнул от нагрудного кармана рацию и протянул её мне. Причём с нескрываемой ехидной улыбкой.

– Нет уж, увольте! – И, не сдержавшись, прыснула, вместе с Иваном заливистым смехом. Да так, что водитель, развернувшись на своём месте, одарил нас таким красноречивым взглядом, явно говорившем, что он недалекого о нас мнения.

Гольфстрим показался мне совсем не маленьким самолётом футуристичного вида на довольно высоком шасси. Остановившись в каких-то пятидесяти метрах от края ВПП, бизнес-джет замер на месте, переводя двигатели в режим «малого газа», так как шум от них практически иссяк. Едва только последняя выдвижная ступенька автоматического трапа успела коснуться чищенного асфальтобетона, как тут же в проёме возник уже знакомый мне силуэт тёмно-матового, не отражающего свет костюма. Точно такие же нам выдали в Главном центре перед началом операции, которые мы благополучно утопили в Гвинейском заливе…

Десяток бойцов, облачённых в экзоскелеты словно безымянные машины с ВССМ на изготовку, молниеносно спустились по трапу встав по обоим его сторонам, образовывая импровизированный живой щит. Одиннадцатый боец облачённый в точно такую же броню, медленно спускался по трапу, при этом я не заметила у него никакого видимого оружия. К нему то и направился Иван. Они обменялись крепким рукопожатием, и после этого ещё минут пять о чём-то переговаривались. После чего наконец-то закипела работа. Началась разгрузка багажного отсека бизнес-джета, с последующей погрузкой содержимого по бронемашинам. К которой также присоединились пятеро человек сошедших с борта в упрощённых прорезиненных костюмах с прозрачной шлем сферой. «Видимо, это те пятеро добровольцев, о которых упоминал замдиректора», – неожиданно пронеслась мысль. В создавшейся кутерьме я даже не сразу осознала, что ко мне кто-то подошёл и начал разговор: