Голос в трубке, торопливо глотая слова, продолжил разговор без её участия:

– Прости меня, Лёль, я понимаю, что ты не заслуживаешь этого, и такого прощания ты не заслужила точно. Я сволочь и подлец, что говорю всё по телефону, но не могу сказать тебе это в глаза. Ты очень хорошая, правда. Твоя любовь меня согрела и очень помогла. С тобой я раскрыл себя, понял, кто я есть, чего хочу от жизни. И даже, может, я тебя любил.

Но пойми, я больше не могу, ты меня душишь. Ничто в моей жизни не проходит без твоего участия, ты во всё вмешиваешься, тебе кажется, что ты обязана оберегать меня, решать мои проблемы. Ты всё время чем-то для меня благородно жертвуешь, ущемляешь, обделяешь себя для моей пользы, я это вижу и не хочу этого, но не могу отказаться, ведь ты же так старалась. А я взрослый, я мужчина, я самостоятельный человек, чёрт возьми, я хочу быть собой, а не комнатной собачонкой, преданной за сахарную косточку, и не чемпионским кубком за хорошее поведение. Меня не надо заслуживать, со мной нужно было просто быть. Я долго мучился, думал, что, может, пройдёт, рассосётся. Не рассосалось, прости, я задыхаюсь, тебя слишком много. За вещами как-нибудь заеду.

В трубке давно стояла оглушающая тишина, а Оля всё сидела, не отрывая телефон от уха, и смотрела остановившимся взглядом в стол не в силах пошевелиться. Как будто внезапно навалилась на нее вся тяжесть прошедшей бессонной ночи, часов пролитых слез и совершенного, законченного одиночества.

По большому счёту, ей даже некому позвонить. Об отце она ничего не знала, маму волновать не хочется, та счастлива во втором браке и погружена в воспитание младшего брата, который на полной скорости входил в пубертат. Подруг у Оли практически не было, да и те поверхностные приятельские знакомства, что были, она за последние годы растеряла, растворившись в своей любви.

В висках забился пульс, неровно выстукивая «те-бя мно-го, слиш-ком, слиш-ком мно-го, мно-го те-бя, мно-го» и заставляя Олю вжаться в кресло, рефлекторно втянув в плечи голову, чтобы занимать в пространстве поменьше места.

В дверь постучали, курьер принес документы клиента. Она с трудом поднялась, но попыталась принять беззаботный вид, даже улыбнуться. Однако приподнять удалось только уголок губ и то с одной стороны. От этой кривой приветливости курьер нервно хихикнул и выскочил за дверь, забыв на столе расписку о вручении бандероли.

Растерянно стоя посреди кабинета с пакетом документов в руках, Оля вдруг ощутила во рту такую сухость, что с трудом смогла пошевелить языком. Это была давно знакомая реакция на сильный стресс. Срочно нужна была вода, много воды, и она направилась в коридор к офисному кулеру.

Глава 2.

Широкий полутемный коридор был пуст.

Дело близилось к обеду. Народ, как обычно, невзирая на явно выраженное недовольство начальства, заблаговременно расползался по окрестным кафешкам, чтобы успеть получить свой бизнес-ланч до наплыва основной массы голодного офисного планктона.

У кулера Оля уже в третий раз наполняла стакан прохладной водой, когда из-за угла послышались шаги и мужские голоса. Испугавшись, что придётся отвечать на участливые вопросы относительно красноречиво воспалённых глаз и сопливого носа, она торопливо ретировалась за соседнюю колонну, прикрытую раскидистой пластмассовой пальмой.

– Ну в целом, надо сказать, по кварталу пока всё складывается. Может и на премиальные заработаем, – приятным хорошо поставленным голосом вещал шеф, а это был он.

Сотрудники давно подозревали в своем начальнике задатки неплохого актёра. Голосом, во всяком случае, он пользовался виртуозно. Вот только что гневно рокотал в тональности раскатов приближающейся грозы, распекая начальника отдела за упавшие продажи, и тут же в мгновение ока при виде входящей симпатичной практикантки, рдеющей всеми красками зари от высочайшего внимания, начинал мурлыкать глубокими грудными нотками с лёгким придыханием. Ну кто, скажите на милость, может так быстро перейти с одной эмоции на другую, прямо противоположную? Вариант один – нет на самом деле никаких эмоций, всё это наглая и беспардонная игра. В действительности, директора мало что из окружающего по-настоящему волновало. Лишь бы ничто не нарушало спокойной благополучной жизни его самого, холёного и приятного во всех отношениях мужчины в самом расцвете лет.