Элиот был талантливым программистом и за свою работу получал достойное вознаграждение, в полной мере покрывавшее его неприхотливые нужды. Часть средств он тратил на покупку акций сетевой компании, занимающейся производством экологически чистой бытовой химии, а остальные свободные деньги клал на сберегательный счет в Банке Америки и за несколько лет работы в передовой американской IT-компании скопил достаточно для покупки хорошенькой квартиры на Манхэттене. Однажды он всерьез задумался об этом предприятии, но вскоре оставил его, так как не был готов к многочисленным хлопотам, которые сопровождают продажу квартиры и переезд. Перемены пугали Элиота. Он был приверженцем однообразия, которое дарило стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Он любил свою жизнь за ее размеренное, плавное течение, не предвещающее никаких потрясений.

Гастроном встретил Элиота незатейливой мелодией, напоминающей те, что обычно играют, когда звонок в режиме ожидания. Мужчина побросал в тележку несколько пачек замороженных овощей, взял сыра, яиц, зелени, риса и фасоли. Провизия обошлась в 33 доллара.

Купив необходимые продукты, он заглянул в Liquors and Wine и взял бутылку Джима Бима. Наличных не осталось, так что он приложил к терминалу правое запястье и расплатился со счета электронного кошелька VOID.

Холостяцкое жилище Элиота было безликим. Стены окрашены в белый, комната была полупустой и холодной и напоминала больничную палату. В однокомнатной квартирке было только необходимое: надувной матрас был застелен белой простыней; в качестве прикроватной тумбочки выступала стопка высотой в фут, выстроенная из выпусков ежемесячника, в котором с 2016 года Элиот вел колонку на тему информационных технологий; маленький телевизор диагональю в тридцать два дюйма стоял на полу напротив матраса.

Элиот был сторонником систематичности и порядка. За каждой из немногочисленных его вещей было закреплено конкретное место в доме, и если какой-то предмет смещался хотя бы на сантиметр, Элиот не мог найти покоя и сосредоточиться на чем-либо, пока не возвращал его в прежнее положение. Он делал влажную уборку через день. Не терпел захламленности, не выносил несовершенства.

В кухне было тесно, как в кладовке. Холодильник находился от плиты на расстоянии вытянутой руки. Из столовой утвари были только плоская тарелка, супница, стакан, кружка и по одному прибору.

Элиот высыпал на сковороду замороженные овощи и поджарил с предварительно вымоченным в кипятке соевым мясом. Выложив блюдо на тарелку, он прихватил бутылку бурбона и вылез через окно главной комнаты на площадку пожарной лестницы. На железном решетчатом полу был постелен коричневый клетчатый плед. У окна стояла этажерка, заполненная избранными книгами и виниловыми дисками. На верхней ее полке громоздился винтажный патефон. Элиот взял с полки конверт и бережно достал грампластинку, установил ее на проигрывателе и опустил иглу. Скользя по виниловому полотну, игла извлекала полный страдания голос Билла Уизерса, терзаемого недоумениями и тоской по любимой:

Без нее мне свет не мил,

Холодно, когда ее нет рядом.2

Элиот расположился на пледе. В темно-синем небе уже сияла растущая луна. Ее свет, подобный прожектору маяка, пленил взгляд и навел Элиота на размышления. Он вспомнил, как утром того же дня сидел в вагоне метро рядом с седовласой сухой старушкой, а та читала Daily News. Одну из страниц газеты занимал гороскоп. Старушка надвинула на переносицу круглые очки и с неподдельным любопытством изучала предсказания.

– Сегодня шестой лунный день, – уведомила пожилая женщина.