– Я знаю, – ответил Лиам. – Но мы должны попытаться. Потому что если мы этого не сделаем, то последствия могут быть катастрофическими.

В этот момент они оба поняли, что они не просто ученые и предприниматели. Они стали ответственными за будущее этой новой технологии. И они должны были сделать все возможное, чтобы защитить ее от зла.

После ужина они вернулись в лабораторию и начали разрабатывать систему контроля. Они понимали, что это будет долгий и трудный процесс, но они были готовы к этому.

Они знали, что будущее в их руках. И они должны были сделать все возможное, чтобы это будущее было светлым.

Одним из ключевых моментов в создании биокомпьютера было понимание, как живые клетки “думают”. Это не было мышление в привычном нам смысле. Скорее, это было взаимодействие на молекулярном уровне, цепь химических реакций, приводящих к определенному результату. Эмили провела аналогию с муравьиной колонией. Каждая отдельная клетка – муравей, выполняющий свою узкую задачу. Но вместе, они способны решать сложные задачи, строить муравейники, добывать пищу. Биокомпьютер должен был стать такой же колонией, где каждая клетка – логический элемент, а их взаимодействие – сложный алгоритм.

– Представь себе, – говорила Эмили Лиаму, показывая сложную схему на голографическом дисплее, – что каждая клетка – это транзистор, но вместо электронов у нас молекулы, вместо проводников – ферменты. Мы можем управлять этими процессами, направлять их, создавать логические ворота, как в обычном компьютере, только на биологическом уровне.

– Но это же хаос! – возражал Лиам. – Внутри клетки постоянно происходят тысячи реакций. Как мы можем все это контролировать?

– Мы не можем контролировать все, – соглашалась Эмили. – Но мы можем влиять на ключевые процессы, направлять их в нужное русло. Мы можем создать систему, которая будет саморегулироваться, как живой организм.

Лиам продолжал скептически смотреть на схему.

– Мне все равно кажется это невероятным, – говорил он. – Мы пытаемся подчинить себе саму жизнь.

– Мы не пытаемся ее подчинить, – возражала Эмили. – Мы пытаемся ее использовать. Мы просто даем ей возможность проявить свой потенциал. Жизнь – это самая совершенная вычислительная машина. Мы должны научиться ее понимать и использовать ее возможности.

Они продолжали спорить и обсуждать каждую деталь. Они знали, что каждая ошибка может стоить им всего проекта. Они понимали, что на кону стоит не только их карьера, но и будущее всей науки.

Время летело стремительно. Эмили и Лиам, подгоняемые графиком Кавасаки, работали с маниакальной одержимостью. Лаборатория стала их домом, а коллеги – семьей. Дни сливались в одну непрерывную череду экспериментов, кодирования и бессонных ночей.

Одной из главных проблем, с которой они столкнулись, была стабильность биокомпьютера. Живые клетки – существа деликатные. Они требовали постоянного ухода, строгого контроля температуры, влажности и питательной среды. Любое отклонение от нормы могло привести к гибели всей системы.

– Мы должны создать самоподдерживающуюся систему, – говорила Эмили Лиаму, склоняясь над графиком с данными. – Биокомпьютер должен уметь адаптироваться к изменяющимся условиям, как живой организм.

– Это сложнее, чем я думал, – отвечал Лиам, потирая уставшие глаза. – Я пишу алгоритмы, которые должны управлять клетками, а они, такое ощущение, живут своей жизнью.

Он показывал на экран, где сложная сеть графиков демонстрировала колебания в активности клеток.

– Смотри, – продолжал Лиам. – Здесь скачок активности, потом резкий спад. Никакой логики, один хаос.