Сразу скажу, что ограду мы перелезали. Дело это было непростое, требовало силы рук и ног, владения телом и смелости, т. к. за оградой стояли менты, по-нашему, ментошки. В дни больших матчей милиция была конной. Главным условием успеха предприятия была скорость преодоления забора. Конечно, менты не могли стоять очень часто по периметру забота, поэтому они перемещались вдоль него, а нам надо было успеть забраться наверх, перенести тело над забором и мгновенно спрыгнуть на землю по ту сторону его, пока мент был на максимальном удалении. После чего рвануть в толпу перед ареной. Там нас уже было не догнать ни пешим ментам, ни кавалеристам. Чтобы затруднить задачу ментам, мы располагались с наружной стороны забора на расстоянии 10–15 метров друг от друга. По команде мы одновременно быстро взбирались на забор и горохом ссыпались вниз. Менту приходилось принимать решение, за кем из четырех-пяти пацанов бежать или скакать. Иногда кого-то из нас ловили, пару раз давали по заднице, и заставляли с позором перелезать обратно через забор. Но чаще мы их переигрывали.

И тут начиналась вторая фаза протыривания – на саму арену. Она имела совсем иную технику и требовала включения элементов интеллекта, мошенничества, психологической устойчивости и везения. Перелезть через стену самой арены стадиона «Динамо» высотой с 4-х этажный дом в первые годы после войны было невозможно. После установки осветительных вышек, примерно в конце 50-х годов, у нас появилась такая возможность и соответствующая техника перелезания. Но о ней позже. Основная идея основывалась на подделке билетов, ее автором был я, чем очень гордился, а потом ее переняли мальчишки других районов Москвы.

На все трибуны билеты были в основе своей стандартными и отличались только цветными полосками. Цветные полоски матч от матча меняли цвет, но все же не так часто, – в течение одного сезона вариантов было не более 10–15. После матча я собирал выброшенные неразорванные билеты. Очень быстро у меня сформировался комплект билетов на все трибуны со всеми возможными цветными маркерами. Тырились мы, конечно, на самую плебейскую и самую заполненную Восточную трибуну. Билеты были у меня разложены по сериям, хранились и перевозились в маленьком балетно-билетном чемоданчике. Там же лежали цветные карандаши, пузырек с черной тушью и ручки. После преодоления первого забора, мы шли к арене и смотрели на билеты в руках у зрителей, чтобы понять, какая сегодня серия билетов по цвету и по сочетанию полосок. После этого мы отходили в сторону, я открывал билетный чемоданчик мошенника и раздавал ребятам (нас было человек 5–6) подходящую серию; иногда давал и чужим ребятам. Мне было не жалко, я знал, что после матча соберу свежую партию ненадорванных билетов. Толпа была огромной, билетеры с трудом справлялись с работой, не всегда успевая надорвать билеты. Нам надо было выбрать вход, где скопилась самая большая пробка и, для «понта» держа в руках билет, внешне похожий на настоящий (отличие было только в дате, которую при необходимости тоже можно было подправить тушью), смело идти на контроллера. В 95 % случаев все удавалось, и мы попадали в вожделенное место, где сидели, кричали, стояли, вскакивали, обнимались, даже целовались 50–60 тысяч мужчин разного возраста, социального и материального положения.

Мы устраивались в проходе на ступенях и с этого момента становились абсолютно равным со всеми. Тем более что в футболе мы часто разбирались лучше многих взрослых. Я знал всех игроков по именам, по фамилиям, по кличкам, откуда тот или иной взялся и как сыграл все предыдущие игры. Я чувствовал, что мои комментарии были интересны всем вокруг, ощущал себя экспертом, был горд собой. И было отчего: ментов обманул, контроллеров перехитрил, сам протырился, помог протыриться ребятам, посмотрел на своих кумиров.