Вздрогнув, я непроизвольно вжимаюсь в стену позади себя.
– Не говори так, – тихо прошу я. – Он наймет сиделку, которая сможет за тобой приглядывать. Знаю, это непросто, мам, но так будет лучше для всех нас.
– Ты… – Ее глаза снова расширяются от ужаса. – Ты не моя дочь. Господи, почему ты позволил ему забрать мою девочку?
– Никто меня не забирал. Я очень долго спорила с отцом, но у нас нет выбора, мама. Либо так, либо он действительно тебя куда-нибудь сдаст.
– Не могу поверить, что ты так быстро сдалась, – сокрушается она, схватившись за растрепанные волосы. – Ты разве не чувствуешь, что больше себе не принадлежишь?
– Ты правда хочешь знать, что я сейчас чувствую? – Я уже давно не срывалась на крик в присутствии мамы, но больше молчать у меня просто нет сил. – Я делаю все возможное, чтобы тебе помочь! И речь сейчас не о времени и деньгах, о которых так беспокоится папа. Речь идет о надежде, которую я храню все эти годы, хотя это очень сложно. Чертовски сложно, мама!
– Не смей упоминать черта в моем доме! – Буквально закипая от злости, она движется в мою сторону, но я подскакиваю с места и сжимаю руки в кулаки.
– Не подходи ко мне. И не указывай, что мне говорить. Это и мой дом тоже.
– Куда ты дел мою дочь, отвечай! – ревет она нечеловеческим голосом.
– Я здесь! Стою прямо перед тобой, пока ты делаешь все, чтобы разрушить мою и без того хреновую жизнь! Я устала, мама! Как ты этого не понимаешь?
– Моя Эми никогда бы так не сказала. У нее прекрасная жизнь. В этом году она стала чемпионкой мира, – бормочет мама, опустив голову.
– И что мне делать с этим титулом, если он не может тебе помочь? Ни деньги, ни медали, ничего не может изменить того, как ты на меня сейчас смотришь! Как ты не видишь, что это я. Твоя дочь…
Расплакавшись, я падаю на кровать и, свернувшись в клубок, прижимаюсь к холодной стене.
– Эми, искорка моя, – шепчет мама, сев рядом. – Прости меня, пожалуйста. Мне показалось, что это кто-то другой.
– Это я… я… – отвечаю я сквозь всхлипы.
– Знаю, милая. Теперь я знаю, что ты в порядке. Все будет хорошо, не плачь.
Будет ли? Сомневаюсь. Но я позволяю нам обеим поверить в эту гнусную ложь. Хотя бы на еще одну ночь.
Халк
Следующее утро начинается со знакомства с нанятой отцом сиделкой. Ей оказывается молодая женщина по имени Лилия. У нее хорошенькое миловидное лицо, обрамленное медными кудрями, и пухлые губы, напоминающие аккуратный бантик. На вид ей чуть больше тридцати, но с первой секунды завязавшейся между нами беседы она демонстрирует свой безукоризненный профессионализм и осведомленность во всем, что касается ухода за больным человеком.
– Святослав не назвал мне точный диагноз Анфисы, – говорит Лилия, доставая из сумки свою сменную одежду небесно-голубого цвета.
– Вам не обязательно переодеваться в медицинскую униформу, – замечаю я, переживая, что ее внешний вид может напугать маму.
– Это не совсем форма, просто удобная и приятная глазу одежда. Доверьтесь мне, Эмилия, я знаю, что делаю. – Мягкая твердость в ее голосе успокаивает, потому что именно такой уверенный в себе человек нам сейчас и нужен.
– Хорошо. И да, маме до сих пор не поставили точный диагноз.
– Как так вышло? – Если она и обескуражена, то тщательно это скрывает. – Святослав сказал, она уже давно болеет.
– Да, первые симптомы появились, когда она еще была студенткой. Я могу показать вам снимки ее медицинской карты. Там достаточно объемная история обследований и диагнозов. Но, насколько мне известно, почти все заболевания, которые у нее подозревали, сопровождаются навязчивыми бредовыми идеями.