– Ну, Гоша, ты завернул… Я ни фига не понял. «Стюардессу» хочешь? – сказал после собрания Алик Майзус, протягивая пачку сигарет.

– Нет. У меня «Опал». – к месту вспомнил я известный анекдот и вытащил свой Беломор.

Гошей меня прозвал Серега Гуденко из параллельной группы. Кстати, и этот анекдот я услышал от него. Худенький, остролицый мальчишка с вечно смеющимися глазами и зычным тенорком. Его нарочитая нагловатость соседствовала с не преодоленным с возрастом детским романтизмом. Его легко было представить в роли мушкетера, в ботфортах и шляпе с пером, готовый кинуться на любого великана. Недавно я узнал, что Серега умер от какой-то загадочной инфекции, подцепленной во время отпуска в арабских эмиратах. Его любимым анекдотом был такой: «По – французки шляпа – шапо, а презерватив – шапэ. И вот один иностранец, плохо знающий язык, приехав в Париж, идет в шляпный магазин и просит продать ему черный шапэ.

– Месье, у нас такие вещи продаются в аптеках.

– Вот как, странно.

Идет в аптеку. Просит черный шапэ.

– Месье, извините, но у нас нет черных. Есть японские, с усиками, на пружинках… Почему именно черный?

– Видете ли, я еду к вдове моего покойного друга…

– О, месье! Как это тонко! ».

Тоже в анатомичке рассказал, на черной лестнице…

Два года нас щадили, а вот третий курс начался с колхоза. Сбор на Витебском вокзале, оттуда электричкой до Павловска и на автобусе до села «Федоровское». Накануне вечером, выпив на двоих бутылку водки, с Джоном отправились в ЦПКО, на танцы. На «пыльник» – так называли танцевальную площадку, устроенную на Масляном Лугу, которую зимой заливали под каток. Чего нас понесло туда? Хотя, понятно чего…За высокой решетчатой оградой грохотала музыка, под которую громадная толпа народу в свете прожекторов выражала себя в танцах. «Во лбу» уже было, и я , мягко говоря, не вполне качественно мог оценивать происходящее перед глазами. Счастливый мир кружился вокруг, затягивая в свой водоворот. Остановив свой выбор на грудастой девице, по всем признакам принадлежавшей к простому сословию учениц ПТУ, я пригласил ее на танец. После танца совершенно неожиданно для себя я оказался лежащим на вытоптанном кругу «пыльника», да еще с разбитой мордой. Вокруг меня сконцетрировалась радостно визжащая компания девиц, среди которых была и моя танцевальная партнерша, которая громче других подбадривала кого-то дать мне еще. Всем было очень весело. Появившийся откуда-то Джон помог мне встать и поспешно увел прочь, не взирая на мое сопротивление и яростное стремление отомстить неизвестно кому.

Утром, собираясь на вокзал и разглядывая себя в зеркале, с мазохистским удовлетворением произнес : «Так тебе и надо, бурш хренов».

В тамбуре переполненного вагона электрички, когда я курил, одолеваемый тошными мыслями о себе, ко мне подошел наш Алик Смирнов, бородатый крепыш, казавшийся мне сейчас раздражающе бодрым. Поставив на пол свой тяжелый , как у альпиниста, рюкзак, он спросил своим тоненьким, но хриплым голосом

– Фотик принес? – напоминая о моем обещании захватить с собой фотоаппарат.

Оскорбленный такой бестактностью, я не сразу сообразил, что он не видит моего синяка. Пришлось приподнять черные очки и продемонстрировать причину своей забывчивости.

– Извини. Не до фотика было.

– Гоша! Как же они до тебя допрыгнули?

Разместили нас в длинном, деревянном бараке, на нарах, устланных старым сеном. На улице, под навесом – обеденный стол с лавками и побеленная печь, топившаяся дровами. Стали обживаться. На дверях туалетной будки вместо привычных «М» и «Ж», нарисовали генетические символы мужской и женской особи: кружок с крестиком – женщина, кружок со стрелкой – мужчина. (Много лет спустя, оказавшись в Праге, я увидел такую же символику на дверях туалета в ресторанчике у Карлова моста). Нацепили плакат на стену барака: «Товарищи колхозники, поможем студентам убрать урожай!». Утром шли на поля, дергали морковку из грядок, сортируя в ящики : «стандарт», «не стандарт». Дневная норма – двадцать ящиков. Мы с Джоном записались в грузчики, сопровождали колесный трактор с прицепом, вываливая в него морковку из наполненных ящиков, собирая их по всему полю. За рулем трактора сидел белобрысый, предельно флегматичный парень, постоянно погруженный в какую-то гипнотическую спячку. Опростав очередные ящики, мы громко окликали его и тогда он, на миг встрепенувшись и мотнув головой, словно сгоняя с себя остатки сна, врубал передачу и, привычно трясясь на сиденье, вел трактор дальше вдоль грядок. Один раз, когда выдался жаркий день, он отвез нас искупаться на какой-то водоем с гусями, за что мы ему были очень благодарны.