Дежурным я впихивал в рюкзак необходимое на день: термос, провода, портативный аккумулятор, бумажник. В подъезде привычно пахло аммиаком, а за ним – страшный мороз и слепящее солнце, которое мерзко отражается от блестящего снега. Кто в целом привязал солнцезащитные очки к определённому сезону? Коммунальщики водили хороводы по двору, сгорбленный дед подкармливал банду голубей, а на ещё не вкопанных в толщу снега качелях сидел мальчик, прогуливающий уроки. Перевёрнутая сигарета – последняя в позавчерашней пачке. Нужно избавляться от привычки раздавать сигареты каждому спросившему. На каждый жест двух пальцев у рта я просто киваю, особо не задумываясь, и лезу в карман за пачкой, чтобы отдать убивающую палку, ведь я прекрасно понимаю эту злобную раздражённость без никотина. Наверно, моя сердобольность сильно бьёт по моему бюджету.

Кремень шуршит возле сигареты, еле давая тепло. Я встаю возле продуктового в ребре моего дома. Впереди виднеется автобусная остановка с вот-вот уехавшей маршруткой. Достаю из-под куртки весящий на ремешке фотоаппарат и делаю случайный щелчок в пустоту одиннадцатиэтажных человейников, мазком захватив пролетающего голубя. В обычных условиях я иду на охоту в отдалении от людей: гуляю в промзонах, вдоль автострад, ищу интересное в заброшенных зданиях – благословил бог, и я живу в окрестностях данных достопримечательностей. Но на этот раз моё техническое задание – центр. Мне стало интересно, что нашепчут исторические здания, и от этой мысли мне скрутило живот – так всегда происходит, когда стресс паром выдувается из ушей.

После этого сна всё идёт по непривычному порядку: магазин не заказывал моих любимых сигарет, и придётся давиться хоть и такими же, но другого, более приторного вкуса; маршрутку не придётся ждать полчаса, сев в неё сразу, а её внутренности только и будут наполняться, что непривычно, когда я ежедневно выхожу и захожу в пустоту. Не сменяются только женщина в коричневой шубе с неподходящей для неё светло-розовой помадой и ОБЖшник со школы, с которым мы развиваем общение исключительно неловкой улыбкой и строгим кивком головы. Туловища впихивались в ограниченный салон, отчего было некомфортно и подташнивало. Морозное окно размывало вид на проносящиеся автомобили, вид на маршрутки, которым водитель приветливо сигналил, и трамвайные пути, проезжая которые поднимается дрожь по всему телу. До центра было ещё пару остановок – знал я об этом всем нутром, не заглядывая в карты. Я знал все маршруты в этом городе. Как давно я не выезжал отсюда?

После смерти деда Славы уже не было необходимости стоять в душных пробках два часа, а потом столько же ехать до деревни, открывать ворота, чтобы машина отца заехала во двор, а потом терпеть заботливую боль от крепких мозолистых рук дедушки, что от нескрываемой радости барабанили по моей спине. К вечеру баня, после – на импровизированное футбольное поле, туда, где я провожу каждую ночь в мечтах дремоты. Мне неожиданно вспомнилось, как после выигрыша в потном матче, отвесив по задницам противоположной команде мячом, мы отходили подальше, закурить по сигарете. Тогда табак пах приятнее. Или мне всё это кажется, и отвесили по задницам нам? Да и табак тогда был горький. Плохой сон знатно сказывается на памяти.

Где-то в этом плутании по дебрям вспоминалось, как в тот момент нашей – или не нашей, или ничейной – победы вдалеке виднелись девочки, что бежали. Не от кого-то, а спорта для, судя по их неторопливости и чередовании с разминкой. Была и она: белые, почти прозрачные волосы прыгали в стороны, а её щеки наполнялись кровью… Очередной прыжок на пробоине дороги. Я задремал, почти пропустив свою остановку. Резко выпрыгивал с места и по пути раскидал мелочь по затопленному коричневой жижей дну, собирая свои крошки, а после, протерев их об куртку, передал водителю, что из-за чуть не создал аварийную ситуацию.