Тут вспыхнул в небесах рассвет,
Расстаял сон, исчез валет.
Наташа Хейфец, Оля Красная
За что мне нравится кино?
Оно, как терпкое вино,
Огнем любви напоено,
Мечты и музыки полно,
Оно и грустно, и смешно,
И благонравно, и грешно,
Однообразья лишено –
В нем все мгновенно решено:
Хромой пират идет на дно,
Соперник прыгает в окно;
Красотка в черном домино,
Злодей в лимонном кимоно;
Он с ней сначала заодно,
И вдруг – кинжал, в глазах темно,
И расплывается пятно,
И багровеет полотно,
И все – закончилось кино.
А дома снова все одно:
Унылых дней веретено –
И так до нового кино.
Катя Лукина, Таня Слепова
Когда мне было десять лет,
Была я тощей, как скелет,
Тому причиной стал балет,
Который свел меня на нет.
Что делать, я дала обет:
На завтрак, ужин и обед
Не есть ни хлеба, ни котлет,
Не кушать щи и винегрет,
Не трогать кашу и омлет,
И даже яблочный рулет
Мне, бедной, тоже был во вред.
Я стала тонкой, словно плед,
Вуалей легче и газет,
Я танцевала менуэт,
Почти не оставляя след.
Меня не отражал паркет,
Смотрели сквозь меня на свет,
Кончалась жизнь моя. Ну нет!
Уж лучше яд и пистолет!
Решив почуять жизни цвет,
Я свой нарушила обет,
Навек оставила балет,
И ем теперь, как людоед,
Как кашалот, как муравьед,
Как бык, как тяжелоатлет…
Я вновь люблю весь белый свет
И вам открою свой секрет:
Хоть у меня таланта нет,
Уже полгода я – поэт.
Катя Судакова, Ира Малкова,
Владик Васильев

Глупая вобла воображения

– Ну-с, господа хорошие, как поживают ваши стихи, стишки, стишочки, стихрюшки, стихарики?..

– А никак не поживают.

– Не понял.

– Как может поживать то, чего нет?

– Понял. А что же их нет? Некогда писать?

– В основном не о чем.

– Про природу и погоду все уже написано, а про школу неохота.

– Как-то это все не для стихов.

– А что для стихов?

– Если бы знать!

– Уже и стихи были бы в кармане!

– Ведь как у настоящих поэтов?

– Как?

– Раз – и готово! Они всегда знают, о чем…

– А не скажите: у настоящих тоже не вдруг происходит. Вспомните Маяковского:

А оказывается –
прежде, чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.

– Вот и у нас барахтается.

– И тоже – глупая.

– Была бы умная, уже и стихи были бы…

– В кармане. Понятно. А если мы на эту глупую воблу приманку отыщем? Да и вытащим ее на поверхность, чтобы зря не барахталась.

– Хорошо бы. А как это сделать?

– А очень просто. Предлагаются два начала. Первое:

Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!

– Но это же вполне законченный стих!

– Правильно. Это и есть стих – хокку японского классика Басё. А вы попробуйте использовать его как начало нового стихотворения. Вдруг ваша глупая рыбка наконец клюнет?

– А второе начало?

– А второе – две довольно бессмысленные, однако весьми кокетливые строчки:

Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою.

Им тоже придумайте продолжение. Может, тогда строчки эти приобретут смысл или хотя бы выглядеть будут более естественно. Задача понятна?

– В общем и целом…

– Тогда действуйте!

– А спросить можно?

– Но только чтобы это был последний вопрос.

– А как же вобла может барахтаться? Ведь она же вяленая?

– У настоящего поэта и мороженая рыба забарахтается. И даже ископаемая.

– Вот теперь понятно.

1. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Но, скромно промолчав,
Подумает про себя:
«Вот она, моя смерть».
2. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Вроде звезды летучей.
Значит, и я – человек
Под нависающей тучей.
Знают мои объятья
Будущее других…
Клетка любимого платья –
Несостоявшийся стих.
3. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии: