Рубашка пахла чужими духами. Для этого даже принюхиваться не стоило – так сильно, так явно она пахла. Пожалуй, ее и в руки необязательно было брать, чтобы учуять Димкину неверность.
Надя, зажав улику в руке, почти пробежала в спальню, к своему трюмо и, открывая многочисленные флакончики, стала сравнивать ароматы с тем, что исходил от рубашки, но – конечно же – ничего похожего…
Она любила терпкие, сладкие, а этот – холодный, с горчинкой.
Слезы хлынули из глаз на рубашку.
Ну вот, все и выяснилось – тупо, примитивно и пошло, как в бульварном романе. Она погрязла в быту, стала неинтересна, и Димка, ее Димка Грозовский, который всегда имел репутацию мачо, плейбоя и писаного красавчика, отрывается на стороне с дерзкими, стильными, длинноногими, свободными девками.
Куда ей, расплывшейся после родов, с непослушной рыжей копной волос, которые не укладывают и не распрямляют никакие средства, куда ей – в тридцать-то с лишним лет…
Надя впилась глазами в свое отражение. Ну, конечно, плюс пять лишних килограммов к прежним десяти лишним, яркие веснушки, которые ничем не выводятся, и морщины… Вокруг глаз, у губ, а если пореветь еще часик, то и на лбу складки залягут.
Надя вытерла слезы и затолкала рубашку в пакет. Ничего, она просто так не сдастся. Не на ту напали.
Через десять минут Надя с уликой в пакете мчалась на своем «Жуке» в «Солнечный ветер».
Грозовский только собрался позвонить Наде, как она влетела в кабинет – разъяренная, в распахнутой настежь куртке…
– Это что?! – сунула она Диме рубашку под нос.
– Рубашка, – пощупал он ткань. – А что тебя так взволновало, матушка?
– Ты понюхай, понюхай рубашку-то!
Не выражая никаких признаков беспокойства, Грозовский послушно понюхал.
– И что? – ледяным тоном поинтересовался он.
– А то, что духами пахнет! Не моими! Не придуривайся! – Надя размахнулась и швырнула трофеем в Диму. Сорочка повисла на Грозовском, закрыв лицо.
Грозовский под ней тяжко вздохнул и достал из стола шикарный флакон с туалетной водой.
– Понюхай. Этим пахнет?
Надя понюхала.
– Этим. Эта стерва, что, тут у тебя поселилась?! – она задохнулась от гнева и огляделась, словно надеялась застукать пассию мужа на месте преступления, но никакого криминала, кроме пепельницы, переполненной окурками, не обнаружила.
– Послушай, – Дима медленно стянул рубашку с лица, – у меня рекламное агентство, а не ветеринарная клиника. А в рекламном агентстве, да будет тебе известно, на каждом шагу встречаются рекламные образцы. Так вот, это, – он угрожающе ткнул пальцем во флакон, – рекламный образец. Мы его, – Грозовский вскочил и проорал во всю силу легких, – рек-ла-ми-руем! Тут все этим воняют! Даже уборщицы!
– Димочка, Димочка, – попятилась к двери Надя. – Димочка, успокойся. Я все поняла…
– Поняла?! – рявкнул Грозовский.
– Да, да, да, рекламным образцом пропахли даже уборщицы…
– Ну и хорошо, – Дима бухнулся в кресло и вытер раскрасневшееся лицо рубашкой. – Нервная ты стала, матушка, сил нет. Нужно тебя на курорт отправить.
– Я постираю, Димочка, – Надя выхватила у него сорочку и сунула в пакет. – А на курорт я без тебя не поеду.
– Поедешь! – шибанул он кулаком по столу.
– Поеду, поеду, – пропела она и выскользнула из кабинета с видом нашкодившей кошки.
Грозовский едва успел спрятать образец в стол, как Надькина вихрастая голова опять просунулась в дверь.
– Но только с тобой! – грозно выкрикнула она и скрылась.
– Ну вот что ты будешь с ней делать! – засмеялся Дима. – Ужас, сколько счастья в семейной жизни.
Он закурил и подумал – надо бы и правда Надьке путевку купить, а может, и себе тоже. Работа подождет, а семейное счастье – нет. Его еще укреплять и укреплять…