Анюта уставилась в окно. За мокрым стеклом мелькали отражающие свет фонарей лужи, брызгами разлетавшиеся из-под колёс. Вспомнилось море, прибой, чистота, солёный воздух, прозрачный свет… Прошлым летом они с Вадиком отдыхали в Сочи. Как было хорошо! А в этом году её не отпустили, отпуск по графику пришёлся на октябрь. Прав хозяйский сынуля – не работа, а повинность какая-то. Пашешь, пашешь и даже отдохнуть не всегда можешь, как хочется.

Затормозили у арки. Аня потянула ручку двери, но замерла, услышав обращённые к Шалунье слова Фомы:

– Люда, из бардачка записку отдай Ане.

Напряжённость между влюблёнными сохранялась. Что такое случилось? О серьёзном Люська бы проболталась, не в её характере таиться. Не понятно, чем веселушка так досадила парню, что он и не глядит на неё всю дорогу.

Получив листок с адресом, Анюта отбросила надоедливые загадки, поблагодарила Фому и вышла из автомобиля. Хендай мигнул поворотником, уехал. Анюта, не раскрывая зонта, сжала в руке бумагу и поспешила во двор. Скорее домой, прочесть.

Валерия Павловна выглядела довольной. Встретила дочь в прихожей.

– Сырничков? Исхудала совсем.

– Ма, я вчера так накушалась в ресторане, что неделю надо на диете сидеть. Потом, ты же знаешь, я по ночам не ем.

– Один хотя бы, – беря из рук Анюты зонт, настаивала мать, – зонтик сухой почти, а дождь за окном. Как тебе удалось?

– Фома подвёз. Ладно, один съем.

– Со сметаной и ягодами.

Валерия Павловна заторопилась на кухню. Забота об осунувшейся дочке была прикрытием. Женщине не терпелось расспросить о вчерашнем празднике. Аня задержалась в коридоре, развернула записку, прочла адрес и попробовала на вкус имя несостоявшейся свекрови: Зоя Ефимовна. Не удобное.

Нужно было позвонить, прежде чем идти в дом к малознакомому человеку. Аня не смогла себя заставить. Подходила к телефону, брала трубку и даже набирала цифры номера. Указательный палец левой руки каждый раз нажимал рычажок. Девушка смотрела на него с укоризной, но переубедить упрямца не могла. После трёх неудачных попыток нашла оправдание: мама Вадика наверняка работает, беспокоить её рано утром, да и поздно вечером, когда сама Анюта возвращается после смены, неловко. Значит, придётся ждать субботы.

Оставшиеся дни Кузницина была задумчивой, если не сказать угрюмой. Тётушки решили, что неразлучные подруги в соре. Шалость тоже вела себя необычно, вид имела виноватый и, продолжая трезвонить обо всём, старательно обходила темы, касавшиеся Кузи.

Долгожданное субботнее утро приветствовало Анюту проливным дождём. Валерия Павловна, когда дочь после завтрака засобиралась на улицу, активно протестовала: не хватало «для полного счастья» простудиться!

– Навещу одного человека, – отвечала Аня, разыскивая в дальних уголках обувного шкафа непромокаемые ботинки.

– Какого ещё человека?

– Маму Вадика.

– За каким…

Анюта выпрямилась и, потрясая найденным ботинком, перебила мать:

– Почему я должна отчитываться? Не надоело меня контролировать?

– Что за тон? – возмутилась Валерия Павловна и крикнула мужу: – Паша! Ты только послушай, как она со мной разговаривает! – и добавила в спину склонившейся к глубинам шкафа дочери: – Как тебя не контролировать? Даже обувь на лето не можешь убрать, как следует, вечно приходится на карачках ползать, чтобы найти пару.

Анюта добыла, наконец, второй ботинок, торопливо обулась и, схватив зонт, выскочила на площадку.

– Иди-иди! Вот ждут тебя там! – шумела вслед ей Валерия Павловна. Закрыла дверь и добавила, глядя в зеркало: – О похоронах даже не сообщили, а ведь чуть не женой себя числила. Разве так строят отношения?