Потом был Лондон. Майк принял моего мужа, меня и дочь в своей крохотной квартирке на Seven Sisters. Он стал крестным отцом моей дочери. Когда мы вернулись в Болгарию, Майк приезжал к нам в два раза в год – на Рождество и летом, жил с нами и моя дочь стала называть его «granny Mike».

Несмотря на наши различия во взглядах, в возрасте, в менталитете, он стал для меня самым близким человеком и я считаю, что у меня никогда не будет такого друга, как Майк. В 2007 году Майк умер от рака легких в хосписе. Он ждал меня, но мне не дали визу, потому что в последний раз мое пребывание в Лондоне было нелегальным. Когда он узнал, что я не приеду и я ревела ошалело по телефону, он мне сказал: «Don’t be stupid cow!»

Так вот, я знаю, Майк, что ты сидишь где-то наверху на облаке в своих дорогих туфлях со скочем и дымишь Бенсоном. Я обязательно сяду с тобой рядом и мы будем сверху смотреть на весь этот «fucking shit».

У Майка было правило. Правило называлось «nine o’clock» и по этому правилу мой английский друг пил спиртное строго после девяти часов вечера, даже если Новый год, даже если Рождество, гости, дни рождения, похороны и другие важные случившиеся с человеком хорошие или дурные обстоятельства.

И единственным решением подобного рода трудностей или радостей для некоторых людей иногда может быть, ну например, пятьдесят граммов скотча. У Майка было трое детей: мальчишки – Питер и Тони, и девочка Сильвия. Сильвия родилась с дефектом сердечной перегородки и умерла в возрасте двух с половиной лет. Майк не смог пережить смерть дочери, начал пить запоями, ругаться с женой, с которой впоследствии развелся, у него началась жестокая депрессия. В таком состоянии он жил несколько месяцев. Однажды рано утром Майк проснулся под перевернутой лодкой на пляже своего родного Брайтона и ни черта не помнил что он делал два дня и вообще как здесь оказался, кроме того, что пил в каком-то пабе Лондона с какими-то незнакомыми людьми, далеко от Брайтона.

Он перепугался и пообещал себе не пить или пить совсем мало, и потому придумал правило «nine o’clock». Майк считал, что после девяти много не выпьешь, а завтра на работу и таким вот образом он может контролировать свой алкоголизм. Об этом правиле девяти часов знали только близкие друзья Майка. Все другие думали, что эта какая-то английская придурь, но мирились и алкоголь до девяти вечера ему не предлагали. В Якутске я подшучивала над Майком и спрашивала: «А часовая разница между Лондоном и Якутском?», а Майк категорично отвечал: «No, absolutely fucking forbidden, nine o’clock!»

В Якутске я занималась договорами, корреспонденцией с собственниками компании, обеспечивала определенное количество гостей на ежевечерние презентации, работала с поставщиками, составляла различного рода документы. Я приходила на работу раньше всех. С Лешкой я договорилась, что ждать его не буду, а если выйдя из дома не увижу его машины, возьму такси, так что пусть не переживает. Я всегда прикрывала Алексея, безалаберного водителя, и никогда не жаловалась Майку, что Лешка опять ругается со своей девушкой, опоздал и не отвез меня на работу. Алексей за это очень меня любил и всегда говорил: «Ты только скажи, если какие проблемы в Якутске возникнут, то я всегда их решу!» Кроме моей неожиданной беременности в Якутске у меня проблем не было. Обычно на работу меня подвозила первая проезжающая машина, легковая или грузовая. Водители, ошарашенные моей не подходящей к якутской зиме одеждой, спрашивали: «Девушка, Вы что с юга??? Садитесь скорее, а то замерзните!» и подвозили меня чаще всего совершенно бесплатно на работу. Так вот, в один из таких рабочих дней Лешка как всегда ругался с девушкой и водитель камаза подвез меня на службу, за что ему «большое спасибо, хороший человек». Работа утром у меня особенно кипит, я люблю работать в одиночестве. И вдруг, смотрю входит мужичок в обношенной шубе, унты, шапка песцовая старенькая, как-то даже местами потертая. Мужчина невысокий, плотный с покоцанным дипломатом-чемоданчиком. Улыбается, представился, фамилию уже не вспомню, но имя и отчество запомнила – Петр Сергеевич. Мужчина снял шапку, голова местами, как и шапка «потертая» залысинами. Вид у Петра Сергеевича благожелательный и он говорит: «Доброе утро. Я к директору Вашему английскому. О фирме много слышал, хочу лично с директором увидеться». Я Петру Сергеевичу так, мол, и так директор наш на работу обычно к десяти подъезжает, и в этой связи чем я могу Вам помочь, уважаемый Петр Сергеевич. Мужчина отвечает, что он подождет, ему не к спеху, можно ли ему со мной посидеть и подождать. Петру Сергеевичу я сварила кофе, разложила сладости, сама чаем наливаюсь. Я, конечно, хотела слопать малосольный огурец из банки, что держала в холодильнике. Будучи слегка беременной основной моей пищей являлись малосольные огурцы, но мне было неловко перед Петром