Праздношатающиеся, мы столкнулись с человеком, похожим на странствующего дервиша, по виду долгоживущим и мудрым. Из глубины тёмного лица посверкивали два голубых осколка.

– Солнце моё и Луна, подходите, найдите своё счастье! – жестом фокусника он выбросил руку, и колокольчик в ней мелодично звякнул. На груди, поверх халатов, висела на плетёном ремешке клетка с маленькой птичкой. Перед ней кучка скрученных белых бумажек. Окошко было открыто, птица сидела и вертела головой.

Стало очень азартно, мы с радостью протянули монеты, птица, клюнув раз-другой, вытащила наш жребий. Мы отошли и не без волнения развернули.

У Аллы четко выведено: "Шастье втибе".

Моя участь была вписана другим почерком – неуверенной тонкой вязью: «Шастье и нишастье закончились".

Мы зашлись от смеха.

Алла потащила меня к предсказателю. – Неправильное гадание, пусть даст другой ответ.

Старик принял бумажку, прочитал, усмехнулся, сказал с прищуром:

– Щютка, такая щютка! Посмотрел на меня, ещё раз в бумажку.

– Не нравится? Сейчас другую дадим, но только в последний раз.

Он ловко просунул два пальца в клетку, птица заверещала, вытащил бумажку и с поклоном передал мне.

"Шасливый твой Бох!!!" – вот что обещало мне сговорчивое провидение.

“Случайного не бывает”– повторяю я вслед за Левкиппом, первым философом, оставившим своё утверждение для потомков. – "Ничто не происходит наугад, но всё по причине и при необходимости". Не умея ещё распознать, зачем мне понадобилась Бухара, я вплетала всё увиденное в свою жизнь, пообещав себе когда-нибудь насладиться открывшимся.

Усыпальницы древних правителей, отделанные с пышностью, не знающей ограничений, несли также бескорыстную любовь неизвестных мастеров Богу, которому молились. А кому другому ещё можно было сочинять эти узоры, не думая о бренном, получая лишь еду. Только в чистом пространстве души могли возникнуть фантазии, каким не место на Земле.

Хитросплетения листьев, цветов и птиц, их кружение образует сложный танец, а может таким способом написана молитва? – "Велик Творец, и только ничтожный узрит Его".

Мы стояли перед медресе Чор-Минор, захвативший внимание красотой пропорций. Не было никаких сил прервать ненасытное созерцание.

Несколько дней наши глаза, подобно скупердяю, подбирающему каждую копейку, тащили в тайное хранилище без меры и без разбору: лазоревые свечи минаретов, устремлённые навстречу небесам; вырвавшийся из земли ковёр, набитый свежими розами с одной увядшей в центре; портал с птицами счастья, несущимися к солнцу; благородный облик старца-смотрителя, словно только сошедшего с восточной миниатюры, посасывающего за щекой урючину, заботливо вложенную утром в карман невесткой; торжественный пандус, ведущий в крепость Арк, как в Рай; голубой с зелёным, кусочек майолики под ногами, не то упавший с высоты некрополя, не то забытый реставраторами…

Мавзолей Саманидов, поражающая зрение площадь Ляби Хауз, белоснежные мечети с голубыми куполами казались нам личными посланиями мастеров, зодчих. Возникшее чувство причастия к театру жизни проявило новое качество – хотелось стать самому хранителем уникальных древностей. Чтобы, не дай Бог, не исчезли бы они с лица земли.

Пора было уравновесить это пиршество простыми вещами, например, хорошенько поесть и выспаться. Не получилось…

Возле гостиницы, мимо которой мы шли, остановилась машина, и несколько человек стали выгружать аппаратуру. Наши пути пересеклись: мы увидели двух попутчиков – Толстяка и Блондина. Побросав ношу на землю, они с криками:

– Девчонки, мы вас искали! Вы где прятались! – Подхватили нас под руки и крикнув двум оставшимся товарищам: