Маран появился довольно скоро.

Уставший то ли от переживаний, то ли от раны Дан решил прилечь и пошел к себе. К нему присоединились не только Поэт со своим шампанским, но и Олбрайт, возбужденный происходящим и будучи, как он признался, не в состоянии работать. В постель, впрочем, Дан ложиться не стал, а устроился на диване, прочие расположились в креслах, дверь в комнату Марана оставили открытой, и не прошло и получаса, как послышались шаги в коридоре и голос Марана:

– Входи, Лайва. Будь гостем.

Скрипнуло кресло, и через несколько секунд Маран вошел в комнату Дана.

– Мое почтение, – сказал он весело, потом увидел лежащего Дана и спросил с тревогой: – Что с тобой? Тебе нехорошо?

– Нет-нет, – отозвался Дан смущенно. – Устал немного.

– Голова, наверно, кружится? Ты все-таки потерял немало крови.

– Успокойся, – сказал Поэт, – ничего у него не кружится. Это у меня кружится. От радости. Что все обошлось.

– Ах, – сказал Маран, – с нашим-то оснащением… Верно говорил вчера Науро, с флайером все превращается в легкую прогулку. Если его нет у твоих противников. Помню, я прочел в какой-то земной книге насчет конкистадоров. Их было несколько сот, но они завоевали полконтинента благодаря тому, что у них были лошади. Верю. С флайером примерно то же самое.

– Но с первого на третий этаж ты не в флайере ведь поднимался, – заметил Поэт.

– Нет, – сказал Маран серьезно.

– Ну и?

– Ну и… Прошли, как видишь.

– Вижу. За это мы сейчас и выпьем!.. Откройте наконец кто-нибудь эту чертову бутылку!

Маран забрал у него шампанское, откупорил и разлил по уже приготовленным Поэтом стаканам, поскольку бокалов в комнате не было.

– Ишь, наловчился, – сказал Поэт, наблюдая за его действиями.

– Пришлось. Любимый напиток Наи… Дик, – сказал он, чокаясь с Олбрайтом, – препоручаю тебе… – Он кивнул в сторону своей комнаты. – Как договорились. И еще. Я оставлю тебе Дана. Ненадолго, – улыбнулся он, увидев обиженные глаза Дана. – Пока устроимся. Ты же знаешь, я без тебя уже шагу ступить не могу. Но ты же ранен. Тебе нужен покой.

– А где ты собираешься устраиваться? – спросил Олбрайт.

– Переберусь напротив. Не могу же я сидеть в земном посольстве, мое правительство сразу объявят марионеточным. Черт возьми! – сказал он, присаживаясь со своим стаканом на подоконник. – Все-таки интуиция великая вещь. Когда я доложил в ВОКИ результаты экспедиции на Эдуру, мне предложили земное гражданство. Что мне было весьма приятно, не скрою. Но… Я открыл рот, чтобы поблагодарить, и – отказался. Не совсем, правда. Не сейчас, сказал я, сам не понимая, что я имею в виду.

– Камни родины, может быть, – заметил Дан.

– Может быть. А это? – Он вынул из кармана зеленый диск. – Дважды я порывался швырнуть его наземь и объявить, что выхожу из Лиги. Собственно, потому я и брал его с собой всякий раз, когда отправлялся на Торену, чтобы при подходящем случае именно так и сделать. Дважды! Публично. Один раз на площади Расти… помнишь, Дан?.. к концу нашего метания тут в поисках выхода из ситуации с глубинным оружием, когда меня вдруг потянуло произнести речь. И второй раз, не так давно, в Старом Зале, когда мне уже пришлось говорить… Ну это вы все помните. Дважды я вытаскивал его из кармана и дважды положил обратно, какой-то импульс не дал мне… Не сейчас, подумал я…

– Сам не понимая, что имеешь в виду, – подхватил Поэт, смеясь.

– Не смейся. Я понял это. Час назад, после того, как в третий раз вынул его, чтобы предъявить Лайве.

– И что ты понял? – спросил Поэт с любопытством.

– Я вспомнил сказку, которую мне рассказывала мать незадолго до смерти. О мальчике и гальке. Знаешь ее?