Городок наш небольшой, расположен на юге, только не Крыма, а Западной Сибири. Чисто географически интересен тем, что с одной стороны за сопками – черновая тайга, ель, сосна, пихты. В тайге малина, красная смородина, кедровый орех, колба*. Чуть ли не посередине города – согра*. А на север и восток от города начинается степь. В степи – ковыль, пасутся лошадки телеутов из Шанды, а в небе кружат ястреба-копчики, выглядывая емуранок* и полевых мышей. В центре города пара десятков двухэтажных кирпичных и деревянных домов, даже старая школа и клуб были сложены из чёрных от времени брёвен. От центра на окраины во все стороны: на юг к сопкам, к лесу на запад, на север до самой согры* и вокруг неё – разбежались избы; большая часть горожан жила в частных домах.

Мы были «центровые» – единственный кинотеатр, каток и клуб в центре – пройти мимо нас было нельзя, поэтому все, кто жил на окраинах, за речкой или в том же «татарском ауле», старались поддерживать с нами хорошие отношения. Тогда было не принято брать за «обиду» деньги. Да и просто прийти и забрать водку тоже некрасиво, ты же мировую пьешь! Пей, сколько сможешь, друзей приводи, это, пожалуйста. Вот «Прорва» и старался набрать собутыльников, чтобы водка не пропала!

Пришли мы на следующий день вчетвером. Хозяин был с другом, таким же чернявым парнишкой, как и он. Татары или казахи, как мне показалось. В Сибири много пришлого народа, и на национальность, на то, коренной ты или приезжий, никто особо внимания не обращает. Хозяин поставил на стол пару бутылок водки, как раз хватило на шесть неполных стаканов. Выпили, закусили варёными яйцами и солёными огурцами с луком.

Мы выпили до дна, а хозяева по глотку:

– Не, мы столько не можем!

– Пейте, как хотите, у каждого своя мера!

Познакомились, пообещали в будущем мир:

– Пацаны, ходите в город спокойно, кто будет приставать, скажете, что «Проскуря» за вас!

Способность пить лошадиными дозами придавала нам дополнительный авторитет. Прикончили вторую пару бутылок. Хозяин снял с плиты кастрюлю и выложил на блюдо внушительную горку небольших кусков мяса на косточках. После второго стакана разыгрался аппетит, накинулись на мясо. Вкусное, нежное, нежирное – курица, утка, или кролик? – не поймешь.

– Пацаны, а что за мясо? Кролики? – спросил «Проскуря».

– Дичь, мы же охотники!

До этого мы курили прямо в избе, а тут, изрядно окосев, решили выйти на улицу. За входной дверью чуть в стороне стоял эмалированный таз, доверху заполненный окровавленными головами и серыми шкурками.

– Вот сколько для вас вчера наловили!

Это были емуранки! И то ли от избытка водки, то ли от зрелища этих крысиных голов и серых шкурок, но всех троих моих друзей-хулиганов начало выворачивать наружу. Они стояли наполовину согнувшись, содрогаясь от желудочных спазмов, а на чёрную вскопанную для посадки землю в обратном порядке следовали: огурцы, яйца, лук, мясо. Азиаты молча улыбались, блевать после выпивки – считалось слабостью. Не можешь – не пей!

*Примечания:

1. Последний срок – в колонии «Проскуре» ночью перерезали горло.

2. Побуцкал – наказал за нарушение, побил немного.

3. Колба – дикий чеснок, черемша.

4.Согра – заросшее болото, болотистая равнина.

5. Емуранка – суслик.

Казанова из 8-го «Б»

Родители Миши Семёнова купили дом за рекой, поэтому в восьмом классе ему пришлось учиться в новой школе. Эта школа считалась лучшей в городе, её выпускники почти все поступали в институты, большинство поближе к дому, в Новокузнецк или Кемерово, чтобы не тратить больших денег на поездки домой, да и посылки с продуктами родители могли передавать с рейсовыми автобусами. Водители сочувствовали и студентам, и их родителям – со многими были знакомы – денег за это не брали. Кто-то уезжал и подальше, в Томск и Новосибирск, чтобы учиться в университетах. Да и класс для Миши мама выбрала получше, в нём не было отъявленных хулиганов. С одной стороны Мишке в этом классе нравилось, ребята спокойные, никто не пристает, не задирает. В прежней школе Чёрный его просто изводил на каждой перемене. Вот только комсорг в этом классе такие порядки установила, что учителям и классной руководительнице и делать было нечего.