Все понимали, что отсутствовать председатель будет долго, и с чем вернется – тоже вопрос. В разных думах люди расходились от правления. Да и по радио ничего нового, утешительного не сказали…

В стойле тоже было неспокойно. Бычки, будто переняв общее настроение, взялись бодаться, прикусывать друг дружку за бока, брыкаться, биться копытами. А мычали так, что хоть волка зови. Женщинам никак не получалось их унять. Не слушали даже Марту. На помощь явился пастух, хромой долговязый верзила. Одна нога у него была неживая, придавленная когда-то бревном, и потому призыва он миновал, остался при бабах. Пастух пару раз рассёк воздух хлыстом, просвистел длинно, заливисто, чуть ли не художественно, и сразу стало тихо. Бычки, почуяв старшего, смиренно направились к выходу, вроде это не они с минуту назад бесновались.

– Если что, зови. Я всегда пожалуйста, – парень самодовольно усмехнулся и подмигнул Марте.

Та кивнула равнодушно. А сестра насмешливо хмыкнула.

И улыбка сошла с его лица. «Тьфу, недотрога. Нужна ты кому!» Он и вправду смачно сплюнул под ноги и хлыстнул замыкающего шествие бычка.

– Животину почто лупишь, дурья башка? Разве ж она виновата, что кто-то кому-то не люб? – съехидничала одна из скотниц, а остальные дружно рассмеялись.

К концу смены пустили слух, что в отсутствие председателя к нему нагрянули какие-то проверяющие. Сидят вроде в кабинете, дожидаются возвращения. Сестрам же нужно быстро бежать на станцию, там вагон с рыбой пришел, помощь нужна.

Сестры не заподозрили ничего плохого. Их так часто снаряжали на такие работы, что, получив наказ идти на станцию, попросили предупредить мать и безропотно пошли исполнять. В награду за труд ведь они получат дополнительную пайку хлеба!

К их приходу вагон почти разгрузили. На платформе сгрудились незнакомые девушки, женщины с какими-то затравленными взглядами. Работали они споро, но без энтузиазма.

Сестры решили: эти, значит, не за хлеб. Да и какая им, по большому счету, разница! Отработают и пойдут домой. Мать там совсем заждалась.

Рыбья чешуя липла к рукам, лицу, если вдруг вытрешь пот. Тошнотворный запах рыбы перехватывал горло. Несло болотом, тиной… От усталости казалось, что рыба ожила и шевелится. Хотелось, чтобы этот кошмар скорее закончился.

Он и закончился, когда каждой в руки грубо всучили пайку хлеба и подтолкнули к разверстому вагону. Туда уж взбирались те самые девушки, женщины, которым они помогали.

– Нет, нам не надо сюда! Нам домой!

– Еще как надо, – веселые солдатики подсадили сестер и сразу же задраили дверь.

Сестры тарабанили, кричали, но состав уже тронулся.

– Садитесь, девочки, не шумите. Никакой ошибки нет… Это нас собирают.

– Так и катаемся от станции к станции, трудимся и собираем попутчиц, – подали голос с другого конца вагона.

– Но мама…она же ничего не знает…

– У всех мамы, у всех…

Марта, которой теперь шел девятнадцатый годок, судорожно вжалась в сестру. Хлеб, доставшийся такой страшной ценой, крошился, сыпался под ноги.

Они ехали и не знали, что вернувшийся председатель, узнав об обмане, о свалившейся на сестер беде, вскочил на коня, и долго скакал следом.

Но куда там…

…

История пишется о людях и для людей.

Призывом «Все для фронта, все для Победы!» весь советский народ с первых же дней войны был поднят на борьбу с лютым врагом. Славная летопись полна именами тех, кто не щадил себя ни на фронте, ни в тылу.

Люди в форме вели ожесточенные бои, партизаны уходили в тыл врага. Они становились героями, награждались орденами, медалями, а домой неисчислимо летели похоронки… Их получали те, кто денно и нощно стоял у станков, спускался в шахты, трудился на земле, изо всех сил приближая победу на своём фронте – трудовом.