а Цель ну никак не находилась.
Коза уже и ту и эту Цели на себя примеряла,
но всё отчего-то казалось ей мало.
– Эта – просто бесформенный мешок! А эта – чистое безобразие!
Одним словом, ни одна Цель на Козу не налазила.
Ой, что это я тут неправильно сказала.
Извините, дорогие читатели: Цель не налезала.
Наконец-то, с трудом, изнуряя себя, хотя, предчувствуя, что и это бесполезно,
Коза в балетную пачку всё-таки влезла.
И скотина провозгласила: «Отсюда и поныне
желаю стать самолучшей балериной!»
Поскакала она, как могла, в этой пачке по поляне.
А зайцы из леса оскорбительно кричат: «Чисто – обезьяна!
Только не загорелая,
а почему-то белая!»
Коза рассердилась и вошла в раж:
«Прекращаем, зайцы, этот ажиотаж!
А ты, – погрозила она самому ушастому: – так и знай:
оторву все уши. Я тебе не Дед Мазай!»
Перестала Коза скакать, пригорюнилась,
на переднюю морду вся осунулась.
Стала балетную пачку с себя снимать,
а та не снимается, продолжает Козу держать.
– Цель, а Цель, слышишь, я хочу от тебя отказаться.
Мне не хочется больше балетом заниматься.
Перестань меня держать, хочу быть свободной,
бесцельной Козой всенародной.
Фея с топором пришла (она на работу ходила),
Цель с Козы стащила, топориком изрубила.
– Спасибо, Феюшка, я теперь знаю, что нужно быть тем, кто ты есть от природы.
А любая Цель, даже очень красивая и благородная, всё равно лишает свободы.
– Да, Козонька, если кто в жизни чем озадачен,
знай – это он какой-нибудь Целью схвачен и одурачен.
Цель – опасная дама, как ни крути.
Никогда не знаешь, откуда и какая может прийти.
И как только она схватит кого-нибудь за брюки или за подол,
так сразу требует её кормить и всё самое лучшее подавать на стол.
А иногда, хоть в нынешние времена, а хоть и встарь —
самих себя кладут на её алтарь.
– Фея, да что ты говоришь такое, ёшь твою медь!
Ведь всех учат, что Цель в жизни хорошо иметь.
– Это потому, что давно, ещё от самых основ,
Жизнь любит приобретать себе исполнителей и рабов.
– Да… Феюшка, ну и дела, —
сказала Коза задумчиво и чашку чаю себе налила.
– Не хочу себя на алтарь никому ложить, ой, то есть класть.
Так ведь можно навсегда забыть себя и пропасть…
Благодарная Коза
Коза решила, что нехорошо Ежику голодному быть.
Пошла ему в блюдце молока налить,
захватила с грядки капусты и дождевых червей:
на, мол, Ежик, ешь на здоровье и пей.
Ежик из-под буфета вылезает. Словно тут и был.
– О! Сколько я еды добыл!
– Добыл он. Надо же – какие дела.
Если хочешь знать, я тебе эту еду дала.
А Ежик, будто оглох, не слышит Козу совсем.
– О! Сколько я еды добыл! Сейчас всю ее съем.
А Коза не на шутку закусила удила.
Бьёт себя копытом по вымени: «Это я! Это я дала!»
Фея с топором: «Коза, у тебя разум совсем лишился перил.
Если Ежик считает, что это он добыл, значит – он добыл.
Ты, пойми, Коза. Это же – Ёж!
А с ежей-то что возьмешь?»
Коза тут очень быстро кое-что поняла
и сказала: «Прости меня, дяденька Бог, что я так часто к Тебе неблагодарной была».
Благотворительная Коза
Козе лишь бы только чем-нибудь заниматься.
Услышала про какую-то благотворительную акцию у зайцев.
Набрала в подойник продовольствия
и отправилась совершать благотворительное удовольствие.
Идет, про то, какая она добрая, соображает.
От гордости за свою доброту Козу распирает.
Пока до зайцев дошла, мысленно всё вымя медальками увесила.
И хорошо ей так, замечательно, весело!
– Ну, зайцы, кого тут у вас облагодетельствовать надо?
Вот тут у меня молочные ириски, бутылка лимонада,
шерстяные носки на лапы,
и деревянный портсигар для какого-нибудь курящего зайцепапы.
Коза вытрясла это все из подойника и победно осмотрелась.
– Вы, Коза, наверное, перегрелись?