– Потом? – В тот же миг Берни понял, что она имеет в виду.

– Потом, когда ты вернешься в Нью-Йорк. – Они сидели на диване друг возле друга, Лиз держала его за руку. – Или когда я надоем тебе. Мы с тобой взрослые люди и понимаем, что так обычно и бывает... Это может случиться через месяц, через неделю или через год...

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Он сказал это еле слышно и тут же поразился собственным словам, прозвучавшим, казалось, помимо его воли. Однако, заглянув в глаза Лиз, он понял, что слова эти сорвались с его языка совсем не случайно.

– Что? Не надо так шутить. – Она поднялась с дивана и стала нервно расхаживать по комнате. – Ты ведь меня совсем не знаешь.

– Нет. Я тебя знаю. Одного взгляда на женщину достаточно для того, чтобы понять – хочешь ты видеть ее или нет... Я же всю жизнь обманывал себя – мол, время покажет, так это или не так... Проходило два месяца, или три, или даже шесть, и всегда оказывалось, что первое впечатление было истинным... Тебя же я полюбил с первого взгляда. Когда я увидел тебя во второй раз, я понял, что лучше тебя нет никого на свете... Для меня было бы счастьем всю жизнь завязывать тебе шнурки или что-то вроде того, не требуя ничего взамен. Так что же ты прикажешь мне делать? Полгода ходить вокруг да около, делая вид, что я хочу получше познакомиться с тобой? Мне это совершенно ни к чему. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. – Он смотрел на нее во все глаза и вдруг понял, что ничего прекраснее этого мгновения в его жизни еще не было. – Ты согласна выйти за меня, Лиз?

Она смотрела на него с улыбкой и казалась сейчас куда моложе своих двадцати семи лет.

– Ты все-таки сумасшедший. Ты это знаешь? Самый настоящий псих. – Лиз чувствовала примерно то же, что и он. Она была от него без ума. – Я не могу выходить за кого-то замуж всего через три недели со времени знакомства... Что подумают люди? Что скажет твоя мама?

Она могла говорить все, что угодно, – Берни чувствовал себя на седьмом небе.

– Слушай. Коль скоро ты не Рахиль Нусбаум и девичья фамилия твоей матери не Шварц и не Гринберг, то все это особого значения уже не имеет.

– Ну да. Попробуй скажи ей, что ты знаком со мной всего три недели.

Лиз подошла к дивану, и Берни вновь посадил ее рядом с собой.

– Я люблю тебя, Элизабет О’Райли, будь ты родственницей самого папы римского или познакомься мы с тобой только вчера. Жизнь и так слишком коротка. Я не хочу тратить время понапрасну. Мы не вправе так поступать. – Ему в голову пришла замечательная идея. – Мы сделаем все, как надо. Сначала обручимся. Сегодня первое августа... А поженимся мы месяцев через пять – на Рождество. Если к этому времени ты раздумаешь, тогда, естественно, ничего не произойдет. Как тебе такая идея?

Он уже думал об обручальном кольце, которое он ей купит: в нем будет камешек в пять каратов... или в шесть... или даже в десять... Берни нежно обнял Лиз и заглянул ей в глаза. Она плакала.

– Но ведь мы с тобой еще ни разу... не были вместе...

– С моей стороны это серьезный просчет... Именно на эту тему я и хотел поговорить с тобой. Ты не могла бы подыскать ребенку сиделку? Не подумай, что я плохо отношусь к нашей девочке, дело в другом... Я хочу пригласить тебя к себе...

– Я подумаю на эту тему, – со смехом ответила Лиз. Ничего более невероятного с ней еще не происходило. Он был таким хорошим, он бы всю жизнь заботился о ней и о Джейн, и – это было самое главное – она действительно любила его, пусть они и были знакомы всего три недели... Лиз не терпелось рассказать обо всем своей ближайшей подруге Трейси, работавшей в той же школе, та вот-вот должна была вернуться из отпуска. Когда она уезжала, Лиз была одинокой женщиной, теперь же она была обручена с генеральным управляющим «Вольфа». С ума сойти, да и только. – С девочкой будет кому посидеть.