«Прощание с дачей», Елена Юшина, холст, масло

экспромт к картине

/«Художник», Наталия Маркус, акварель/

Прощальный круг – и тонут гуси

в воронке плачущих небес,

мешок бордово-жёлтой грусти

несёт усталый Репорез…

Хоть не подсчитаны цыплята,

и я, конечно, виновата,

что расточила прежний клад,

но, видно, время для расплат

не наступило. Вновь готова

Заревница палить листву

и, должников собрав к костру,

Отвесить самоцветов новых.

…Средь них найдётся невзначай

И умножающий печаль.

Полгода, как Змеевник вешний

минул, и выполз всякий гад,

и скорпионы мыли клешни,

а слово источало яд.

Но от наточенного жала

тогда, казалось, я сбежала.

Беспечный ветреник – прибой

волной заманивал рябой.

Но всё истрачено на взятки,

щедрот закончился запас,

и с горечью медовый Спас

взирал на жалкие остатки,

но, как заботливый отец,

Подал и мяту, и чабрец.

Теперь, беспомощность лелея,

я, не ломаясь, всё беру:

и мелочь медную с аллеи,

и дождь холодный поутру.

Напишет в воздухе прозрачном

решенье верное задачи

сам Златоуст… Примерзнёт лист.

По снегу путь и гол, и чист.

И ни намерений, ни планов…

Есть только звук, есть только миг.

И ангел мой прекраснолик,

в нём нет ни фальши, ни изъяна, —

– посланник, прибывший извне,

прикажет долг вернуть казне.

В день простылый, призрачный и зябкий,

медленно ступая по листве,

я искала желудь, но со шляпкой,

а со шляпкой не было в Москве.

Ожидала осень кларнетиста,

тот был пьян, прийти никак не мог.

Я искала лист, но только чистый,

правильно-резной такой листок.

А потом, назад бредя уныло,

(что ни лист, то пятна – тлен и ржа),

я искала рифму к слову «силы»,

чтобы их хоть как-то поддержать.

В стороне от парковых дорожек

замелькал неверный силуэт, —