делают А, то это отвратительно и неправильно. Активируясь, островок передает сигнал в миндалину, область мозга, отвечающую за гнев и агрессию{46}.

Естественно, у феномена физического отвращения есть и обратная сторона: отведав сладких лакомств (в отличие от соленостей), испытуемые начинают считать себя людьми в высшей степени добрыми и отзывчивыми и присваивать высокие оценки по шкале привлекательности лицам других людей и произведениям искусства{47}.

Спросите испытуемого: послушайте, заполняя опросник на прошлой неделе, вы ничего не имели против поведения А, но теперь (в этой вонючей комнате) оно вам претит. Почему? Они не станут объяснять, как вонь сбила с толку их островок и снизила их моральный релятивизм. Они скажут, что некое недавнее озарение, наряду с фальшивой свободой воли и якобы сознательным намерением, заставило их решить, что все-таки поведение А ненормально.

Повлиять на намерение может не только физическое отвращение, но и красота. Тысячелетиями мудрецы провозглашали внешнюю красоту отражением внутренней добродетели. И хотя в открытую мы сегодня не осмелимся утверждать, что красота равна добродетели, на подсознательном уровне этот посыл до сих пор сохраняется; привлекательных людей считают более честными, умными и компетентными; их чаще избирают и нанимают, им больше платят; их реже осуждают за преступления, и тюремные сроки они получают меньшие. Да ладно, неужели мозг не способен отличить красоту от добродетели? Не особенно. В трех разных исследованиях испытуемые, помещенные в аппарат для сканирования мозга, попеременно оценивали красоту чего-либо (например, лица) и нравственность какого-либо поведения. И то и другое занятие активировало одну и ту же область мозга (орбитофронтальную кору, или ОФК): чем красивее или высоконравственнее было предъявленное, тем сильнее активировалась ОФК (и меньше островок). Это выглядит так, словно неуместные эмоции по поводу красоты мешают мысленному созерцанию весов справедливости. И это было показано в другом эксперименте: после того как у испытуемых на время отключили ту часть префронтальной коры, которая передает в лобную кору информацию об эмоциях, их моральные суждения перестали зависеть от эстетического впечатления[41]. «Интересно, – говорят испытуемым, – на прошлой неделе вы отправили человека в тюрьму на всю жизнь, а теперь вы смотрите на другого, совершившего точно такое же преступление, и готовы выдвинуть его в члены конгресса, как так?» Поверьте, ответа «Убийство – это плохо, но боже мой, вы только посмотрите в эти глаза, в эти глубокие прозрачные озера» вы не дождетесь. Откуда берется намерение, стоящее за такими решениями? Все дело в том, что мозг еще не успел сформировать отдельные нейронные контуры для оценки морали и эстетичности{48}.

Еще вопрос: хотите подтолкнуть кого-нибудь к мысли вымыть руки? Попросите его признаться в каком-нибудь плохом и неэтичном поступке. После этого он с большей вероятностью вымоет руки или воспользуется санитайзером, чем если бы рассказывал о каком-нибудь своем этически нейтральном действии. Испытуемые, которых просили солгать, проявляли больше интереса к моющим средствам (в отличие от других предметов), чем те, которых просили быть честными. Другое исследование продемонстрировало примечательную телесную специфичность: люди, солгавшие устно (в голосовых сообщениях), чаще выбирали ополаскиватель для рта, а письменная ложь (по электронной почте) повышала желание приобрести дезинфицирующее средство для рук. Одно нейровизуализационное исследование показало, что ложь посредством голосовых сообщений, усиливающая привлекательность ополаскивателя для рта, активирует одну часть сенсорной коры, а ложь по электронной почте, заставляющая тянуться за санитайзером, – другую. Нейроны считают, что ложь в буквальном смысле пачкает рот – или, соответственно, руки.