Как раз в это время с работы вернулся папа. Наденька услыхала, что кто-то вошёл в прихожую, и выпустила из рук Алёшкины волосы.
– Вот скажу папе, что ты съела конфету! – прошипел Алёшка, грозя сестре кулаком.
– Как будто папа дал мне эту конфету не для того, чтобы я её съела, – сказала Наденька. – У, глупый!
– Вот скажу, что всё время называешь меня глупым.
– Как же тебя называть, если ты и есть глупый?
– Вот скажу папе, что ты не занималась сегодня на пианино.
– Не смей, слышишь! Я ведь занималась! Ах ты!..
Наденька не успела договорить, потому что в комнату вошёл папа.
– Ну, механики, как дела? – весело спросил он.
Когда у папы бывает хорошее настроение, он почему-то всегда своих детей механиками называет. Увидев, что дети почему-то молчат и сердито смотрят на него исподлобья, папа удивился и спросил:
– Что тут у вас случилось?
– Ничего, – ответила Наденька.
– Совсем-совсем ничего?
– Совсем-совсем ничего.
– Что-то не верится! – покачал головой папа. – А ты почему сегодня такой лохматый? – спросил он Алёшу.
Алёша принялся приглаживать рукой всклокоченные волосы и сердито нахмурился. Вся кожа у него на голове свербила.
Папа схватил обоих ребят в охапку и сел с ними на диван.
– Ну, рассказывайте, что хорошенького?
– Ничего, – сердито буркнул Алёша, усаживаясь у отца на коленях.
– Как же так – ничего? А Наденька занималась сегодня на пианино? Сколько она играла?
– Нисколько, – буркнул опять Алёшка.
– Эге! Вот оно, значит, что!.. – протянул папа и сердито взглянул на Наденьку.
От возмущения Наденька вспыхнула, потом немножечко побледнела, тут же раскрыла широко рот, словно ей не хватало воздуха, и сказала дрожащим голосом:
– Он говорит неправду!
– Это правда? – строго спросил Алёшу папа.
– Что – правда? – не понял Алёша.
– Правда, что ты говоришь неправду?
– Это она говорит неправду.
– Он врёт! – сказала, задыхаясь от гнева, Наденька.
– Вот как! – недоверчиво усмехнулся папа. – Для чего же ему вдруг понадобилось врать? Когда ты занималась исправно, он всегда говорил, что ты занималась. Вот тебе, Алёша, конфетка за то, что сказал папе правду. А ты, нехорошая девочка, ничего теперь не получишь! Лучше я и твою конфету отдам Алёше. Получай, Алёшенька, и вторую конфету.
Увидев такую несправедливость, Наденька побледнела ещё больше, стала белая как бумага, потом покраснела внезапно, бросилась плашмя на диван и зарыдала так громко, что у папы от ужаса зашевелились на голове волосы.
В это время дверь отворилась – и в комнату вошла мама. Папа принялся рассказывать ей обо всём. Мама даже не могла сразу понять, что случилось, а когда поняла, сказала:
– Может быть, Алёшка на самом деле соврал? Уж очень горько рыдает Наденька.
– Признаться, я тоже так думал, – ответил папа, – да ведь Алёша никогда раньше не врал. Он всегда говорил правду.
– Не врал? – закричала, вскакивая с дивана, Наденька. – Никогда раньше не врал? Если хотите знать, он всегда врал! Он только и делал, что врал! Я нарочно каждый раз отдавала ему свои конфеты, и он говорил вам, что я занимаюсь на пианино, а я и не занималась вовсе. Ха! Ха! Но сегодня я как раз занималась и конфету ему не дала, вот он и врёт на меня от злости. Это, что ли, по-вашему, правильно? Раз я занималась, то никакой конфеты ему не полагается. Пусть он зарубит это у себя на носу! Понятно вам?
– А-а! – закричал тогда папа. – Значит, ты, нехорошая девчонка, не занималась на пианино, да ещё учила своего младшего братца обманывать родителей, подкупала его конфетами? Это стыд! Это срам! Это позор! Ты бы подумала, чему учишь его! При таком воспитании из него может вырасти какой-нибудь тунеядец и плут!