Она села на жесткий, холодный пол. Воцарилась тишина. Все ждали, когда она заговорит, потому что семья всегда признавала ее лидерство. Только проблема заключалась в том, что сейчас Энджи было некуда их за собой вести и нечего сказать. В другой день сестры посмеялись бы над такой ситуацией. Сейчас же им было не до смеха.

Мира тоже села на пол и придвинулась к Энджи. Заклепки на ее потертых джинсах царапнули по паркету. Мама, а за ней и Ливви устроились на приступочке у камина.

Энджи оглядела их грустные, понимающие лица. Ей вдруг захотелось объясниться.

– Если бы Софи была жива…

– Не надо, – оборвала ее Ливви. – Не поможет.

Энджи ощутила, как обожгло глаза. Она практически сдалась перед болью, почти позволила ей одолеть себя. Однако в следующее мгновение она заставила себя собраться. Нечего рыдать! Она и так проплакала весь последний год, и что от этого изменилось?

– Ты права, – сказала она.

Мира обняла ее.

Энджи поняла, что именно в этом она и нуждалась. Когда сестра выпустила ее из своих объятий, она чувствовала себя одновременно и слабой, и сильной. Все три женщины внимательно посмотрели на нее.

– Я могу говорить откровенно? – спросила Ливви, открывая корзинку и доставая бутылку красного вина.

– Ни за что, – усмехнулась Энджи.

Ливви проигнорировала ее иронию.

– Вы с Коном слишком долго были не в ладах. Поверь мне, я сразу вижу, когда любовь рушится. Давно пора было отказаться от попыток что-то исправить. – Она стала разливать вино. – Тебе нужно куда-нибудь съездить. Сменить обстановку.

– Бегство не поможет, – сказала Мира.

– Чушь, – отрезала Ливви, подавая Энджи стакан с вином. – У тебя есть деньги. Поезжай в Рио-де-Жанейро. Там, говорят, потрясающие пляжи. И все ходят почти голыми.

Энджи улыбнулась. Ей стало чуть легче, боль в груди отпустила.

– Значит, ты предлагаешь мне купить стринги и выставить напоказ свою обвисшую попу?

Ливви расхохоталась:

– Радость моя, это не больно.

В течение следующего часа они сидели в пустой гостиной, пили красное вино, ели и говорили о самых обыденных вещах. О погоде, о жизни в Вест-Энде. Об операции, которую недавно перенесла тетя Джулия.

Энджи старалась участвовать в беседе, но у нее это плохо получалось, потому что она все пыталась ответить на вопрос: как получилось, что к тридцати восьми она осталась без мужа и без детей. Ведь первые годы после свадьбы были такими замечательными…

– Это потому, что бизнес идет плохо, – сказала Ливви, наливая себе еще один стакан вина. – Что еще можно сделать?

Энджи с удивлением обнаружила, что на несколько минут ушла в прошлое, и заставила себя вернуться в настоящее.

– Ребята, вы о чем? – спросила она, поднимая голову.

– Мама хочет продать ресторан, – ответила Мира.

Энджи резко выпрямилась:

– Что?! – Ресторан был детищем семьи, главным делом всей жизни родителей.

– Сегодня мы не будем говорить на эту тему, – твердо заявила мама, бросая на Миру сердитый взгляд.

– Что, черт побери, происходит? – встревоженно спросила Энджи.

– Энджела, не смей сквернословить, – сказала мама. Ее голос прозвучал устало. – Дела в ресторане идут плохо. Я не представляю, как у нас получится свести концы с концами.

– Но папа так любил его, – проговорила Энджи.

В карих глазах ее матери заблестели слезы.

– Едва ли нужно напоминать мне об этом.

Энджи перевела взгляд на Ливви:

– А что не так с бизнесом?

Ливви пожала плечами:

– Организация плохая.

– «Десариа» процветал тридцать лет. Не может быть, чтобы…

– Ты что, собираешься учить нас, как управлять рестораном? Просто ушам не верю, – оборвала ее Ливви, прикуривая сигарету. – Что об этом может знать копирайтер?