– Папа не умел готовить.
Мария ошеломленно заморгала, опять фыркнула и снова принялась выкладывать смесь из рикотты[4] и петрушки на тесто.
Мира и Энджи переглянулись.
«М-да, – подумала Энджи, – задача предстоит не из легких». Она такого не ожидала. Придется продвигаться вперед с величайшей осторожностью. Одно дело – раздраженная Ливви, и совсем другое – разгневанная мама, которая может еще и выгнать ее. Когда она в ярости, то становится холоднее льда.
Энджи опустила взгляд в свои записи, чувствуя, что обе пары глаз наблюдают за ней. Помедлив секунду, чтобы собраться с духом, она спросила:
– Когда в последний раз обновляли меню?
Мира понимающе хмыкнула:
– В то лето, когда я ездила в летний лагерь.
– Очень смешно, – процедила мама. – Мы отработали его до совершенства. Нашим посетителям нравятся все эти блюда.
– А я и не утверждаю иное. Я просто интересуюсь, когда в последний раз обновляли меню.
– В тысяча девятьсот семьдесят пятом.
Энджи подчеркнула слово «меню» в своем списке. Может, она и плохо разбирается в том, как управлять рестораном, зато она много походила по различным заведениям и знает, что новое меню всегда привлекает больше посетителей.
– Вы по вечерам подаете что-нибудь особенное?
– У нас каждое блюдо особенное. Это не центр Сиэтла, Энджела. Мы, местные, готовим по-своему. Папу наши блюда вполне устраивали. Да упокоит Господь его душу. – У мамы задрожал подбородок. Накаленная атмосфера в кухне слегка остыла. – Думаю, нам лучше вернуться к работе. – Она локтем пихнула Миру, и та снова принялась за тефтели.
Энджи поняла, что таким образом ей предлагают катиться отсюда. Она вернулась в пустой зал и увидела Ливви у стойки метрдотеля. Сестра разговаривала с Розой, женщиной, которая еще в семидесятых нанялась к ним работать официанткой. Энджи помахала им и поднялась наверх.
Она остановилась в дверях папиного кабинета и открыла свою душу воспоминаниям. Вот отец сидит за большим дубовым письменным столом, который он купил на аукционе в клубе «Ротари», и сосредоточенно изучает счета.
«Энджела! Входи. Я расскажу тебе о налогах».
«Но я хочу пойти в кино, папа».
«Ладно, беги. Скажи Оливии, чтобы она поднялась сюда».
Энджи вздохнула, подошла к столу и села в отцовское кресло. Пружины заскрипели под ее весом.
В течение следующих нескольких часов она просматривала бумаги и делала записи. Она снова пролистала все бухгалтерские книги, а затем занялась налоговыми карточками и рабочими записями отца. К тому моменту, когда она перевернула последнюю страницу, картина была ясна. Мама права. «Десариа» в большой беде – доход упал практически до нуля.
Энджи потерла глаза и спустилась вниз.
Было семь часов – время наплыва посетителей.
В обеденном зале было занято только два столика, за одним – доктор и миссис Петроселли, за другим – семейство Шмидт.
– В это время всегда так мало посетителей? – спросила она у Ливви, которая, стоя у входа, изучала свои накладные ногти. Красный лак украшали розовые звездочки.
– В прошлую среду у нас было три посетителя за весь вечер. Можешь записать это. Все заказали лазанью – если тебе это интересно.
– Как будто у них был выбор.
– Ну вот, началось.
– Лив, я не собираюсь критиковать. Я просто пытаюсь разобраться.
– Ты хочешь помочь? Тогда придумай, как затащить к нам людей. Или из каких денег заплатить зарплату Розе Контадори. – Она бросила взгляд на пожилую официантку, которая медленно шла между столами и несла всего лишь одну тарелку.
– Для этого придется кое-что изменить, – сказала Энджи как можно мягче.
– Например?
– Меню, рекламу, внутреннее убранство, цены. Ваши платежные документы в полнейшем беспорядке. И с системой заказов такая же история. У вас, ребята, пропадает много продуктов.