– Приступайте к работе, арестант. Астероид убран всего лишь на одиннадцать процентов. К концу светового года вы должны очистить его целиком.

Он молча полез внутрь. Все здесь было как и в предыдущем. Тесная неудобная кабина, сзади жесткая койка для короткого сна, подобие унитаза на игигский вкус, карта астероида над унитазом, два комплекта одежды (серых), с вышитыми игигскими гербами. Пайки на месяц, аккуратненько развешаны справа от койки, аптечка с загадочными нечеловеческими капсулами. Как-то он съел их все сразу, – ничего не было, только живот покрутило. А, еще, – узел связи. Сложная хрень, коробка на коробке и все это плавает в каких-то полях. В экстренных случаях, типа вчерашнего, можно было сообщить игигам о поломке мусороуборщика. Корней постучал по коробочкам, но они молчали. Скорее всего, связи больше не будет. Пока медотсек не отмоют, бедняжки…

«Ладно, от винта!» – Он нажал рычаги и запустил двигатель. Сосалка жадно погрузилась в океан с дерьмом и пошла хлебать, словно вкусный супчик. Выбрасывала она сзади кислород, переварив отходы, и тем самым создавала атмосферу. Умная машина. Фары, правда, у нее светили куда-то вбок, влево. Он покрутил настройки и плюнул, какая вообще разница, пусть хоть в темноте засасывает. Только отметил на карте начало пути и собрался переползти на жесткую койку, когда узел игигской связи гортанно пискнул, потом замолк, пискнул еще раз и вдруг эфир взорвался задорным человеческим смехом…

***

Мечта не должна умереть. Пойди, объясни это законам физики, которая тут вообще с ума сходит. Он лежал и не знал, жив или мертв. «Я думаю, мои мысли текут, я их слышу, значит, мое сознание не рассыпалось. Я где-то существую. Я создаю этот мир своими мыслями о нем. Я думаю, думаю, думаю и заполняю пространство. Пространство формируется, когда я о нем думаю. Если не думаю, его нет. Например, когда я сплю, есть ли мир вокруг? Никто не сможет доказать, что мир есть без меня, потому что любое доказательство будет частью созданного мною мира, а значит удобной ложью.

Тогда почему в этом мире есть страдание, почему есть неудачи? Я сам их придумал или есть высшие законы, насаждаемые сверху на мое творчество пространства? А как же бог-творец, всесильный, который генерирует всю Вселенную из своих мыслей? А если он вдруг решит, что это тяжело и не интересно, что произойдет? Мир свернется в точку? Пространство станет абсолютным нулем? Мы все, и люди, и кетты и игиги распадемся на клочки тумана, потому что мы часть сна бога?

Корней мотнул головой. Что за бред лезет в голову? Ощупал ноги, которые не чувствовал. Вроде все на месте. Не ломало костей подпространство, но так казалось. Всегда. Тело немело, словно кости стали студнем или желе, и тогда сердце выскакивало из груди от ужаса. Посмотрел влево. Привязанный ремнем к креслу, Грек выглядел живым. Волосы встали дыбом, глаза закатились, рука нервно дергалась. Хорошо, черт побери, значит, еще повоюем. Он видел и хуже. Например, Кольценосый, паренек с Митры 5, когда проходил первый раз подпространство, так обделался, что пришлось его в душ на вакуумном поддоне тащить. Ничего, оклемался, потом сам на рожон лез, просился в скачки со старшими курсами. Жаль, замочили его медузы на розовых блюдцах. Ни за что погиб паренек.

– Серый, ты как?

Он с удовольствием дал ему пару оплеух. За все. А особенно за то, что втравил честного звездолетчика в аферу с кражей прототипа. Мало ему той истории с М 5…

– Расскажи…

– Я что, вслух говорил?

– Ну да.

– Подожди, я сейчас ремни отпущу.

– У меня кажется что-то сломано.