Титулярный советник Пушкин, 4 декабря 1831 года.

– Это подписка, которую Пушкин дал при поступлении в коллегию иностранных дел, – сказал Костя.

– А если бы он не женился?

– У истоков любого преступления стоит женщина. Стоит только поискать.

– Это все философия, – заметила Марина.

– Философов не люблю, – сказал Костя.

– Почему?

– Что такое философия? – Костя посмотрел на свет сквозь бокал шампанского. – По-русски означает любовь к мудрости. Обратите внимание, не мудрость, а только любовь к мудрости. Философ – вроде спортивного болельщика на игре, которая зовется жизнью.

– Эк ты завернул! – Глеб засмеялся.

– Неплохо, правда?

– Какие вы умные!

– Не иронизируй, Марина. Мы – Колумбы двадцатого века.

– Свинтусы вы, а не Колумбы. Женщин называете бабами.

– Это не мы, это современная поэзия. Сейчас лирика не в почете.

– А что в почете? – спросил Артур.

– Физика.

– А почему не химия?

– Действительно, почему? – Костя удивленно посмотрел на Марину.

У Глеба опять в глазах замерцали смешливые звездочки.

– Раз Менделеев вышел на прогулку, глядь, неподалеку остановился воз с яблоками. Пока возчик мешкал, сзади к возу подобрались ребятишки и стали вытаскивать яблочки из-под рогожи. Тут подошел какой-то прохожий и говорит Менделееву: «Видал! Вот, химики!»

Анекдот всех помирил.

– Да, – протянул Костя, – «химики в почете» звучит как-то двусмысленно.

– Может, настанут времена, – сказал Артур, – когда в почете будут химики?

– Что-то химики в почете, что-то лирики в загоне, дело не в простом расчете, дело в мировом законе.

– Ну что ж, – сказала Марина, – звучит со смыслом, хотя и противно.

Шампанское допили. Глеб, порывшись в прихожей, пришел и положил перед Мариной маленький сверток.

– Сюрприз из Парижа.

– Что это? – Она развернула бумагу и тихонько вскрикнула.

Глеб довольно улыбался.

– Мам, что это?

– «Шанель № 5». Глеб, ты – гений!

Костя привстал со стула, чтобы посмотреть.

– Ну и ну!

– Мам, какая шинель?

– Не шинель, а Шанель. Французские духи, самые лучшие. Ну, все, мальчики, давайте пить чай!

Артур пил чай, посматривал на взрослых, на письменный стол, на книжные полки. Он тоже получил подарок, маленький транзисторный приемник, а Косте Глеб привез написанную не по-нашему книгу какого то де Седа, которую Костя положил поверх всех бумаг на стол.

Разговор вертелся вокруг смерти Кеннеди. Трагедия в Далласе потрясла весь мир. Артур гордился тем, что он живет в самой лучшей стране мира, где не стреляют в президентов и уважают негров. Где все равны и можно носить любую фамилию, хоть испанскую, хоть корейскую, какую захочешь. Он вспомнил, что в четвертом классе его сосед по парте стал Осиповым, хотя раньше носил красивую фамилию Гольдштейн. Ребята пару месяцев путались, но потом все позабыли старую фамилию мальчика.

– Глеб, а ты Хрущева видел?

– Как тебя сейчас.

– Ну, и как он?

– Хочет догнать и перегнать Америку.

Артур спросил:

– Значит, Америка впереди нас?

– В экономическом смысле да. У нее войны, как у нас, не было.

Артур не забыл, что, однажды проезжая Харьков, видел на здании огромные буквы: «Перегоним Айову по производству молока, масла и мяса». Айову он знал. Тогда говорили: корова из штата Айова.

– Значит, равнение на Атлантику? – спросил Костя.

Глеб развел руками:

– Россия…

– Да, умом Россию не понять.

– Костя, давай лучше о поэзии. – Марина не любила политики. – Что там еще написал твой гений? – Она показала на листки со стихами.

Костя встрепенулся:

– Будьте любезны!

И он прочел: