Огненный коридор, образовавшийся на выезде из Окольков, в самом деле, напоминал дорогу, ведущую в преисподнюю. Заключённые из мужской колонии за Калининским были брошены туда валить лес, чтобы остановить огонь встречным пламенем. Их автозак только что разминулся на задымлённой трассе с голубой иномаркой, в которой ко мне ехали Перцевы и Адоневич. В машине у них было жарко, как в сауне, и душно, поскольку все окна были закрыты от дыма. Кондиционер не спасал, оставалось только терпеть. Амина прижалась к маме. Поглядев на них в зеркало, Иосиф Залманович заметил, как похожи колечки их тёмных волос, намокших от пота, и налипших на лоб. Казалось, их чёлки даже загнуты в одном направлении, и вихры одинаковые, как у близняшек.

– Почему Вы так смотрите? – не поняла Вера.

– Просто, – смутился Иосиф Залманович, не находя, что сказать, – первый раз вижу такое сходство. Мой сын нисколько на меня не похож.

– У Вас есть сын?

– Да, совсем уже взрослый.

Он рассказал Вере и Аминке о том, как чудом успел переписать на сына квартиру, прежде чем всё имущество было арестовано за долги.

– А эта машина его невесты, – признался своим попутчицам Иосиф Залманович. – Ей родители на восемнадцатилетие подарили, в прошлом году. А она забеременела и стала панически бояться дороги. Вот и дала свёкру попользоваться, чтобы отыскал-таки своего друга в сельской глуши. Мы же с ним со студенчества – Олень и Ёж! Куда один, туда и второй, как два колеса с одной осью!

– Смотрите! – окликнула взрослых Амина, показывая на что-то в боковое стекло. – Вон тот, что летал над лесом, ползёт за деревьями!

Вера поглядела на клубящийся дым за истлевшими соснами. Пылающие вдоль трассы деревья остались позади, теперь лишь горелые стволы стояли с обеих сторон, как чёрные истуканы.

– Не выдумывай, – сказала дочери Вера. – Нет там никого, даже птиц.

– Я не выдумываю! – настаивала та, почти криком. – Вон он! Бьёт хвостом! Берегись!

Она вся съёжилась, и закрыла глаза руками. Слева от неё, за окошком, послышался треск и высокое обуглившееся дерево, как подкошенное, накренилось к машине.

– Святой Флеминг! – выпалил Адоневич, прибавив газу.

– Что Вы делаете?! – испугалась Вера.

Но сгоревшее дерево уже повалилось позади них, перегородив путь обратно. Машину качнуло и Аминка, подпрыгнув на заднем сидении, открыла глаза.

– Слава пенициллину, – облегчённо вздохнул Иосиф Залманович. – Успели-таки, проскочить!

– Поворот! – предупредила Аминка, выглянув вперёд между кресел.

Адоневич сбавил скорость и повернул руль, выехав из задымлённого леса на присыпанную галькой дорогу, по одной стороне которой раскинулось поле, а по другую сторону, вдалеке, виднелось село.

– Это что за посёлок? – спросил он, глянув на Веру в зеркало. – Не Судный?

– Конезаводский, – ответила та. – Алёна говорила, что Судный дальше, за сельским кладбищем.

Их машина поравнялась с наездницей на гнедой кобылице. Лошадь брыкнулась и перешла на шаг.

– Ну, что ты, Марта! Чего испугалась-то? – спросила у неё девочка, лет пятнадцати, огладив по холке обеспокоенную кобылу.

Вдоль дороги пронёсся ветер, растревожив у обочин сухие листья травы. Марта остановилась и её наездница огляделась по сторонам. Вслед за ветром, из леса выпорхнула сорока. Громко вереща, она пролетела над полем, описывая волнистую линию на лету.

– Новый дом ищет, – вздохнула девочка, и развернула лошадь. – Поедем и мы домой.

Признаться, я понятия не имел, кто она такая, но глазами моей пернатой разведчицы, хорошо её рассмотрел. Длинные кучерявые волосы, такие, что не расчешешь, цвета корицы, были собраны у неё под шлемом в пышный и лёгкий хвост. Каре-зелёные глаза, в обрамлении золотистых густых ресниц, широкие тёмные брови и множество веснушек на загорелом лице той девочки почему-то запомнились мне. В Конезаводском многие ребята ездят на лошадях. Там есть детско-юношеский клуб верховой езды, должно быть, она оттуда.