Мне показалось, будто он собирался сказать что-то еще, но остановился, и я осознала свою ошибку. Я сказала слишком много и поэтому извинилась.

Он сделал вид, что я вовсе не перегнула палку, и поблагодарил меня за то, что я предложила ему прийти.

– Кажется, твоя подруга знает, что делает. Думаю, это так. Сейчас я уже готов попробовать что угодно.

Мы сосредоточились на изучении противоположной стены. Мое смущение постепенно проходило.

– Как я могу тебя отблагодарить? – спросил Бен.

– Увидеть Джимми без аллергии будет более чем достаточно.

Раздался звук моего телефона, и это был Филипп. Появлявшийся на экране текст напоминал мне в его отсутствие, что он всегда рядом. Сообщение начиналось со слов: «Я люблю тебя». И заканчивалось: «Прости меня». Держа телефон в руке, я размышляла над каждым словом, едва заметив, как Либерти уже позвала Бена, чтобы поделиться с ним результатами. Когда они скрылись из виду, я вернулась к своему столу и перечитала текст.

Любовь Филиппа ко мне никогда не была под вопросом. Он любил меня целиком и полностью, хотя в основном это было на условиях Филиппа – когда он был в городе в коротком отпуске, когда он был один в иностранном отеле и мы созванивались в Фэйстайм, когда дела и обязанности не отбирали его у меня. Некоторое время это работало, но теперь перестало. Я собиралась ответить, но чуть позже.

Вскоре Бен и Джимми уехали с планом действий, а в офисе Либерти появилась Эми с аллергией на реактивное топливо. Эми жаловалась на сильные головные боли во время полета, и я поначалу сомневалась в том, что Либерти способна вылечить аллергию на окружающую среду. Ведь для этого ей было необходимо подвергнуть пациента воздействию аллергена.

– Как ты планируешь раздобыть реактивное топливо? – спросила я.

– Я не могу его раздобыть, а вот твой классный парень может.

Было достаточно одного телефонного звонка его товарищам по авиации, и к нам в офис прибыла бутылка с реактивным топливом.

Я была рада, что Филипп смог помочь, но доступ к реактивному топливу был ранним звоночком растущей проблемы.

Я повернулась к компьютеру, слова «страхование» и «налог» на экране слились воедино. Я скучала по дням с Шекспиром и Остин, с жертвами войны за любовь. Недавно звонила Присцилла, моя старая директриса, и, услышав от нее о своих бывших учениках, я затосковала по дням, когда я с головой погружалась в эссе, анализ связанных тем и разбор Джейн Эйр. Я ценила то, чего достигли мы с Либерти, но мое желание творческого самовыражения явно страдало.

Я набрала номер Филиппа, зная, что звонок пойдет прямо на голосовую почту, которую он включал в такой режим на весь рабочий день. Это было не важно. Мне нравилось слушать его акцент, его веселый баритон, переносящий Филиппа через телефон в мои уши, жаждущие услышать его голос.

– Дорогая.

Когда Филипп произнес это, его голос прозвучал приятной мелодией.

– Я не ожидала, что ты поднимешь трубку.

– Ты прочитала мою записку?

– Это сообщение, Филипп. Никто не называет это запиской. Да, я прочитала.

– Ты не ответила.

Я растворилась в его голосе, похоронив свои прежние дурные предчувствия.

– Я скучаю по тебе, – сказала я пронзительным голосом, изменившимся до неузнаваемости. – Скучаю по нам.

– Я люблю тебя, – сказал он, словно касаясь бархатной нежностью моей кожи.

– Мы не обсуждали свадьбу с тех самых пор, как ты сделал мне предложение…

– Ах, дорогая, даты это формальность. Или ты мне не доверяешь? Выбор даты не меняет того, что у нас есть.

Я вздрогнула отчасти из-за того, как он со мной поступал. Я почувствовала покалывание в венах. Все еще. Даже сейчас. А еще из-за того, что он этого не понимал. Ни после нашего вчерашнего разговора, ни даже после того, как я напомнила ему, что у нас не может быть свадьбы без жениха, что мы не сможем построить дом, если он находится где-то еще. Он не понимал, что, когда я сказала, что скучаю по нему, я действительно скучала. Даже когда Филипп был дома, казалось, что он где-то еще, и я не могла достучаться до него.